Читать книгу "Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия - Владимир Колотенко"

– Учитывая возраст и тип, – сказал Жора, – род занятий и пол, и, конечно, диагноз, и жадность, и желание повелевать, мне кажется…

– «Пээсцэ», – вставил я.

Так условно мы называли композицию генов клеток печени, сердца и дыхательного центра мозга.

– Думаю – да. И внутрибрюшинно суспензию свежих гепатоци-тов донора. Нужно поддержать его печенку. Плюс весь «пердуновский» набор.

Решение было принято. Аню бы сюда! Подумалось мне. Мне, как сказано, пришлось повозиться в поисках вены, которая, точно живая, убегала от иглы. Наконец мне удалось нанизать ее на острие.

– Есть, – сказал Жора и выдохнул полной грудью, будто это ему удалось проколоть вену. И дернул, наконец, своим скальпом!

Я неторопливо и нежно давил на поршень шприца, напитывая кровь стимуляторами фаго– и пиноцитоза клеток нашего пациента и суспензией липосом с соответствующей композицией генов, а Жора тем временем упал в кресло и, откинувшись на спинку всем телом, правая стопа на левом колене, запрокинув голову, закрыл глаза. Я знал эту его излюбленную позу абсолютной релаксации в ответственных моментах. Момент как раз и был таковым, мы рисковали и знали это.

– Готово.

Я приложил к месту укола смоченный в спирте ватный тампон, спрятал иглу со шприцем в пакет. Затем достал флакон с суспензией клеток печени донора, заполнил ею новый шприц и оголил живот больного. Он был вздут. Бледно-желтая кожа натянута, как на барабане. Я пальцами правой руки надавил и тут же убрал ладонь, живот качнулся, как огромный пузырь, наполненный жидкостью.

– Асцит, – сказал я.

– Вижу, – сказал Жора.

Пришлось делать прокол живота, чтобы выпустить литра три с половиной жидкости, а затем через ту же иглу ввести в полость суспензию донорских гепатоцитов.

– Теперь фактор роста сосудов…

– Сделано! – отчеканил я.

– Стимуляторы?..

– Уже ввел.

Жора не мог на меня нарадоваться:

– Когда ты успел?..

Когда все было сделано, я вымыл руки и, присев на краешек табуретки, посмотрел на Жору. Он сидел напротив и, казалось, спал.

– Готово, – сказал я.

Жора открыл глаза и долго смотрел на меня совершенно бессмысленным взглядом, затем вдруг резко вскочил, сдернул с себя маску, шапочку, халат и, оставшись в белых бахилах, подошел к больному, снова зачем-то заглянул в колодец его левого глаза и, с любовью пошлепав ладонью по бледной щеке, произнес:

– Не подведи, дед!..

Затем он, даже не вымыв рук, взял из вазы апельсин, разодрал его на две части, так что сок закапал на ковер и, отдав половинку мне, вторую сунул себе в рот, не очистив от корки.

Когда мы вышли из палаты, нас встретил генерал, сидящий у двери на поднесенном кем-то стуле. Врач-толстяк подпирал стену стоя, коридор был светел и пуст, в окна лился желтый праздничный свет, а на стене, подмигивая нам, прыгали солнечные зайчики.

– Ты что, ослеп? – с упреком накинулся на врача Жора. – У него пузо чуть не лопнуло. Ты не мог откачать жидкость!?

И, не слушая оправданий врача, тут же добавил:

– Проведи полный курс интенсивной антисклеротической терапии, весь курс, как положено, я проверю. И все эти гепабене и эссенциале, и аллохолы, и печеночные протекторы, и стимуляторы… Понимаешь меня?

– Да, – врач нервно поправил очки на носу.

– Ты пролечил его «украином»?

Жора бесцеремонно говорил врачу «ты», чтобы тот чувствовал за собой еще большую вину и ответственность. Этот его психологический приемчик я знал давно и нередко сам его применял.

– Да, мы были в Австрии у Новицкого. Его жена, Володимра… Он обижен и с большим трудом согласился…

– Хорошо, – оборвал его Жора, – нельзя обижать хороших людей, – наставительно сказал он и добавил, – ладно, все остальное отменить. И каждый день прижигай ему точку жизни. Как ее там?..

Жора посмотрел на меня.

– Цзу-сань-ли, – сказал я.

– Именно, – сказал Жора, – прижигай до ожога.

– Да, – сказал врач.

– Ну и все такое – уход, питье, сердце, почки, кровь, моча, стул… Особенно сердце. Следи каждую минуту, непрестанно. Потеряешь его – посажу.

Врач стал клевать носом пространство перед собой.

– Ясно, ясно…

Жора вдруг замер, посмотрел на врача в упор и спросил:

– Да, он кто?

Врач вопросительно-недоуменно смотрел на Жору, не понимая вопроса.

– Русский, туркмен, араб, турок?.. Или негр?

Генерал только слушал.

– Литовец… – неуверенно пролепетал врач, – нет латвиец. Латвиец! Латыш!..

– И пои его «Рижским бальзамом», – сказал Жора, – это важно, запомнишь? Тридцать три капельки три раза в день.

Врач еще раз кивнул, а Жора повернулся и твердой походкой продефилировал по коридору к выходу. Генерал поспешил за ним.

– Бахилы сними, – сказал я Жоре, когда мы вышли на улицу.

– Ух, ты, – сказал он, – сколько света!

И снова удовлетворенно дернул скальпом.

– Своим «посажу» ты его убил, – сказал я.

Жора улыбнулся:

– Припугнуть никогда не мешает. Теперь он будет спать с нашим дедом и не даст ему помереть, верно?

– Да-да-да, – прострочил генерал, едва поспевая за нами, – припугнуть никогда не мешает.

Жора остановился у машины и все еще улыбался, когда к нему подошел генерал и, прикоснувшись к плечу рукой, спросил:

– Едем пить?

– Нужно где-то вымыть руки, – сказал Жора, – видишь – липкие…

Я видел только две огромные, вяло растопыренные веером, Жорины лапищи.

Глава 13

– Я смотрю на него, – рассказывал потом Жора, – определенно: он не жилец. Я уже купил ему билет в рай…

На следующий день мы ввели ему в вену еще один коктейль, содержащий не только гены экстренной помощи, но и гены секвойи. Какие-то биологи привезли их нам по Жориной просьбе. Нам здорово помог и Ричард Смолли, этот удивительный старикан…

– Зачем они вам, – спрашивали они нас, – ведь секвойя расти в Москве никогда не будет. Жора смеялся: у меня будет.

– Кто такой этот Смолли?

– Нам позарез нужен был успех.

– Кто такой Смолли? – еще раз спрашивает Лена.

– Смолли – сам Бог! Не меньше! Он признанный отец нанотехнологий. Без него бы мы еще долго тыкались со своими коктейлями как слепые котята… Недавно он умер, 29 октября. Я опоздал…

Мы были совершенно сбиты с толку. Наш пациент не только не умер, но вскоре потребовал нас к себе. Нас каждый день информировали о состоянии его здоровья, и каждый день мы с Жорой, боясь испугать судьбу, только подмигивали друг другу, ни словом не обмолвясь о нашем успехе. Прошел месяц, состояние больного заметно улучшилось, он уже рвался на волю, но мы не отпускали его из клиники. Когда мы вошли, он чуть не с кулаками набросился на нас. Не понадобились никакие приборы, никакие ауромеры и кардиографы, чтобы дать оценку состоянию его здоровья. Он ходил по палате бодрым шагом, глаза его горели юношеским задором, речь была ясна, голос звонок, он смеялся, строил планы на будущее.