Читать книгу "Королевские камни - Карина Демина"

Остановившись у кресла, он присел.

— Видишь? — Гарм приподнял ногу Ната и закрепил железный браслет. — Очень удобно…

— Кому?

— Палачу, естественно. Можно жаровню под ступни сунуть… или еще что-нибудь… примеришь? — Гарм отошел и вернулся с железным башмаком. — Примеришь… и расскажешь нам все…

— Прекрати! — Нат попытался отбрыкнуться.

— И щипчики есть… просто-таки чудесные щипчики… вот эти, смотри, для ногтей…

Райдо обернулся. Ийлэ стояла в дверях, вцепившись в косяк, глядя на Гарма, и лицо ее было белым.

Проклятье! Идиот блаженный! Надо было сразу ее уводить, когда стало понятно, что это за комната, а он… бестолочь…

— Идем. — Райдо подхватил ее на руки. — Пусть развлекаются…

— Н-нат…

— Ничего ему не сделают. И тебе ничего не сделают. Это старая комната. Древняя даже… видишь, ее спрятали, чтобы никто не нашел… давно уже спрятали, а мы почистим. Вынесем весь этот хлам и сожжем.

— Железо не горит.

— Тогда на кузницу отправим.

Он нес альву, удивляясь тому, до чего она легкая, невесомая почти. И сидит тихо.

— Пусть перекуют… скажем, в подсвечники.

— Кому сейчас нужны подсвечники?

— Никому, твоя правда… тогда на ложки? Ложки всем нужны, а в комнате погреб устроим. Будем сыры хранить…

— Почему сыры?

— Ну… винный у нас уже есть, а для сыров погреба нет. Я же сыр люблю… а ты?

— Не помню.

— Врешь. — Райдо остановился перед лестницей. — Ты знаешь, что ты очень легкая? И вроде есть стала нормально, а все равно… женщина должна быть увесистой…

— Отпусти.

— Нет.

— Тебе нельзя…

— Можно. — Ступени были высокими, крутыми, и Райдо шел осторожно, боясь и упасть, и не удержать, и показать, что он все-таки слаб. И лишь выбравшись из подвала, он отпустил свою ношу.

— Спасибо. — Ийлэ отвела взгляд. — Он начал рассказывать, и… и я представила… стула не было… к креслу привязывали… просто привязывали… угли в камине… и я не хочу вспоминать.

— Не надо.

Он только и может, что обнять ее. Слабое утешение, но уж какое есть, Ийлэ не протестует, она затихает и дышит мелко, часто. Ее дыхание Райдо ощущает сквозь плотную вязь свитера и сквозь рубашку тоже. Свитер и рубашка — слабая защита, хотя от альвы он вовсе не собирается защищаться.

— А у тебя волос седой… — Он говорит, потому что надо что-то сказать.

— Да? — Ийлэ не верит, по этому простому вопросу очевидно, что не верит. — А… а ты вообще лысый…

— Это плохо?

Отрастут. Уже отрастают, но не на шрамах, и Райдо, глядя на свое отражение в зеркале, удивляется тому, до чего он стал уродлив. И голову бреет, потому как длинные волосы не спасут ситуацию.

— Нет, я… привыкла… я к тебе совсем привыкла… и когда ты здесь, мне спокойно.

Это признание многого стоит. И Райдо рассмеялся бы, просто так, от счастья, которого вдруг стало много, так много, что в себе не удержать, но испугался, что она не поймет. Решит, будто бы он над нею смеется.

— Спасибо…

— Скоро уже весна. — Ийлэ запрокидывает голову, смотрит снизу вверх, и темные глаза ее поблескивают.

Изумруды? Райдо нашел свои…

Сокровище.

И дураки те, кто желает иного… на его счастье, дураки, иначе разве она бы выбрала… нет, она еще не выбрала, но есть ведь шанс.

Главное, осторожно.

— Ты этого боишься? — Он чувствует за нею не страх, неуверенность.

— Немного.

— Чего?

— Вдруг я… я пообещала, что вылечу тебя, но вдруг не смогу? Я ведь никогда… мама учила кое-чему… и отец тоже… землю слушать… родники открывать. Или, напротив, запирать, чтобы ушли. Иногда они под домом открывались, а он не любит, когда слишком мокро… еще розы… мама делилась силой с ними… или молнии ловить… молнии на самом деле очень доверчивые.

— Зачем ловить молнии?

Она улыбается снисходительно и немного насмешливо, и этой улыбкой можно любоваться, наверное, вечность. Во всяком случае, Райдо готов. Вот только вечности у него в запасе нет.

— Молния — это сила. Очень много силы… так много, что я в первый раз не сумела удержать… земле отдала, и потом за два дня все расцвело… первый месяц весны, а у нас яблони в цвету… померзли, конечно… но все равно… я никогда не лечила.

— У тебя получится.

— А если нет?

— Получится.

Райдо зажал темную прядь ее волос, от которых пахло уже не лесом, а той самой близкой весной.

— Я никогда не лечила… и это не лечение, это…

— Ты его уже вытащила.

— Надо все, до последнего осколка… не осколка… побеги и семена… если хоть одно, то все сначала, и… и я боюсь.

— Я тоже.

— Ты? — Ее удивление искреннее и яркое.

— Я.

— Ты не можешь бояться.

— Почему? — Райдо вновь смешно, правда, нынешний смех с привкусом горечи.

— Потому что…

Хороший ответ и причина веская.

— На самом деле я много чего боюсь, — признался Райдо, отпуская прядь, на которой осталось немного его собственного запаха, не метка, но почти. — Боюсь умереть. Мне нравится жизнь, и я предпочел бы пожить подольше… лет этак пятьдесят еще… или шестьдесят…

— Сто?

— Если жила будет милосердна… почему-то мне кажется, что и через сто лет мне будет мало жизни.

— Смерти и я боюсь. — Ийлэ отвела взгляд и вновь себя обняла. — Раньше… не давно, а… я думала, что смерть — это избавление. Счастье почти… но жила. И когда сбежала, тоже жила… и потом… не понимала, для чего и зачем… и вообще просто цеплялась… а теперь вот… я знаю, что хочу жить. И наверное, из-за этого и смерти боюсь. Это ведь нормально, да?

— Да.

Райдо прикрыл дверь, ведущую в подвал.

— Еще я боюсь ошибиться. Подвести вас. Тебя. Малышку… Ната тоже. Он в меня верит. Даже не так, для него я почти божество, а это — страшно. Богам не прощают ошибок… вдруг я сделаю что-то, что заставит его во мне разочароваться. У него нет ни стаи, ни даже семьи другой, и наделает ведь глупостей. От разочарования всегда глупости творят… боюсь не уберечь тебя или этот дом… боюсь… да много чего боюсь. Вот такой я трусливый… а ты говоришь, весна…

Не говорит. Молчит. Смотрит в глаза, и невозможно отвести взгляд. И, кажется, еще немного, и случится что-то, что опять перевернет его, Райдо, жизнь, которую уже переворачивали не раз и не два. Она, эта жизнь, выдержит.