Читать книгу "Горм, сын Хёрдакнута - Петр Воробьев"

– Лось…

– Он меня признает. Только меня да Барсука… – Найдена бросилась Горму на грудь и в голос заревела.

– Ну будет, будет, – Горм погладил ее волосы и поймал себя на том, что думает, как уже изменилась и как еще могла измениться судьба девы за время, когда луна не прошла и четверти своего ночного пути по небу. В начале, все в твоей жизни вроде надолго отмерено Норнами – удел хоть и скромный, но не без приятности. В конце, единственная нить, что с твоей переплеталась, перерезана, и все, что на ней держалось, то ли рухнуло, то ли полетело невесть куда. Ты можешь из приемной дочери корчмаря оказаться дочерью ярла. Или любовницей сына ярла… Предпочтительно, не одновременно, а еще лучше, одновременно, но не одного и того же ярла. А можешь сгореть вместе с постоялым двором. Или оказаться дочерью ярла, беременной от собственного брата. Или еще хуже, беременной от собственного брата, убитого на твоих же глазах, и угнанной в неволю. Хотя опять же, может быть и еще хуже – не угнанной в неволю, а, например, не полностью сгоревшей вместе с постоялым двором и съеденной троллем с подозрительным пристрастием к пегим кобылам… Из размышления его вывел полушепот Кнура:

– «Хольмганга Горм» – добрый прозванок. Вот только чтоб часть про штаны не пристала…

Глава 13

Водопровод, когда-то снабжавший все дома Лимен Мойридио кристально чистой водой, не работал уже несколько тысяч лет. Большинство огромных подземных хранилищ для воды, называвшихся дексаменами, обрушились или были заполнены отбросами. Последняя частично уцелевшая дексамена была заново открыта хранителями мистерий несколько сот лет назад, и поделена между тайными служителями оливкового и гранатового драконов. В нее даже поступала вода, правда теперь ее напора едва хватало, чтобы заставить работать одну клепсидру[44], да за час наполнить водогрейный бак большой мраморной ванны. Эта ванна, наполнившись и переполнившись, начала заливать мраморный же пол, и протекла в меморион гранатового дракона. В воде плавало немолодое и очень жирное тело. Над ним склонились два схоласта в неярких, но ладно сшитых одеждах, опоясанных мечами, со взглядами, как у хищных птиц, если можно представить одну хищную птицу с едва пробивающейся рыжеватой бородкой, а другую – с гладко выбритым подбородком и печально повисшими от часто неуважительного обращения тонкими усами.

– Отец Капро! Отец Капро, – Кирко тряс толстяка за плечи, складки жира содрогались, из раскрытого рта тянулась струйка рвоты со странным острым запахом.

– Брат Кирко, – Йеро приложил руку ко лбу Капро. – Температура воды.

Кирко отпустил плечи мистагога[45], посмотрел на дряблое, неравномерно покрытое багровыми пятнами лицо, и отвесил трупу пощечину.

– Брат?

– Он был последним хранителем мистерии оливкового дракона! Он не оставил учеников! Посмотри на эту тушу! И это мистагог, образ и носитель калокагатии! – Кирко в гневе потянул себя за ус.

– Знаешь, брат Кирко, это не первый служитель оливкового дракона, с которым происходили странные вещи. Наверное, это опасность мистерии, которую они охраняли.

– Она не может быть опаснее мистерии гранатового дракона!

– Но мы-то живы, и наш мистагог жив… Хотя вот брат Фене куда-то запропастился. Но даже если он и совсем пропал, нас двое, мы все помним, и наша мистерия не пропадет, когда отец Плагго предстанет перед Четырнадцатью в залах блаженных.

– Все равно, это непоправимая трагедия. Из четырех мистерий великого дома Алазона, уже три безвозвратно утрачены. Первые две, еще в Кеймаэон, с этим ничего не поделать, но третья сейчас?

– Может, можно еще что-то сохранить?

– Что? Все его знание умерло вместе с ним!

– Смотри! – Йеро отодвинул занавесь, за которой стоял механизм из бронзы, стекла, и керамики. Бронзовые трубки напоминали о клепсидре, бак и печка с еще тлевшими углями – о эолипиле[46]. – Может, это и есть одна из мистерий?

Кирко подошел к механизму. Одна из трубок, свитая спиралью, проходила сквозь стеклянный сосуд, заполненный водой или еще чем, и выходила из него, заканчиваясь краником над глиняной посудиной из-под вина. Кирко взял сосуд в руку и поболтал – судя по звуку, у дна плескалось на несколько пальцев жидкости. От резкого запаха у схоласта закружилась голова.

– Он что же, это нюхал? – спросил Йеро.

– Нет, пил!

– Опять ты, брат, со своим сарказмом. Смотри, свитки. – Йеро указал на открытый спереди ящик с отделениями, стоявший под стеклянным сосудом с медной трубкой внутри. – Может, он что-то записал? Это было бы архи-против-правил, но…

Кирко достал свиток из одного отделения, раздвинул валики, и прочитал:

– «Гидравлика.» Нет, это известный труд. Что здесь еще, «Геометрия.» Знаешь, библиотека по-моему просто здесь в качестве подпорки.

– Все надо собрать и перенести в меморион. Может быть, какой-нибудь будущий схоласт сможет разобраться, что это за механизм.

– Вряд ли, – Кирко снова потянул себя за ус. – Утерянное знание не возвращается. Наши предки служили монархам, слову которых повиновались армии из десятков тысяч всадников и меченосцев. Они могли летать, как птицы, и определять положение своих кораблей одним поворотом рукояти на вычислительной машине. Мы служим девочке-сироте, которой верны пять кораблей и сотни полторы катафрактов, унаследовавших свои доспехи от дедов. Все, что осталось у нас для нее – это крупицы былой учености, и они не спасут от натиска варваров с севера. Но мы исполним наш долг.

Глава 14

Где-то за два дня пути до Альдейгьи, по начальной прикидке Горма, зимник, проложенный по льду Аанмо, стал непроезжим. Судя по следам, посреди реки прошла жестокая битва, с таким скоплением меченосцев и всадников, что они ушли под лед. Вокруг затянутой свежей сморозью полыньи валялись поклеванные птицами и обглоданные волками и лисами кости воинов, оленей, и лошадей, сломанные мечи, копья, и изрубленные щиты. Кривой подобрал местами совсем почти никем не погрызенную лошадиную ногу, чему был очень рад. За полыньей, в темном льду, с которого ветер местами сдул снег, виднелись трещины. Горм и его спутники решили продолжить путь по звериным тропам вдоль западного берега реки. За три дня, они едва добрались до последней деревни перед Альдейгьей. Найдена сказала, что она называлась Порог. От деревни осталось только пепелище, уже частично занесенное снегом. Огонь опалил, но не сжег дотла священный дуб на холмике. На его почерневших ветвях висели обгоревшие и обледеневшие тела собак, овец, и жителей деревни. Вороны так обожрались мертвечиной, что уже брезговали их клевать. За дубом, вскрывшаяся река тащила шугу и ледяное сало. В полосе относительно свободной от движущихся льдинок воды у берега было видно, как течение медленно волокло по дну трупы в кольчугах.