Читать книгу "Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде - Владимир Бешанов"

На следующий день Военный совет фронта с участием командующего Балтийским флотом обсудил создавшееся положение и, чтобы укрепить оборону города, определил дополнительные меры, которые принимались в срочном порядке. В распоряжении командования имелись 8, 42, 55 и 23-я армии, в которых насчитывалось 30 стрелковых дивизий (вместе с дивизиями народного ополчения, ставшими официально стрелковыми с 23 сентября), 6 отдельных бригад морской пехоты, все промышленные и людские ресурсы огромного города. Полевое управление 48-й армии расформировывалось, ее войска передавались Кулику. В течение недели планировалось сформировать еще две стрелковые дивизии и пять стрелковых бригад, создав четыре оборонительных линии. Противотанковая оборона на самых опасных участках усиливалась зенитными орудиями, огонь всей корабельной артиллерии сосредоточивался в полосе 42-й армии от Урицка до Пулковских высот, в район Урицка перебрасывалась часть сил 23-й армии с Карельского перешейка, формировались новые соединения из моряков, слушателей ленинградских военно-учебных заведений.

15 сентября Жуков сместил командующего 42-й армией генерала Иванова, «как неспособного руководить армией», назначив вместо него генерал-майора И.И. Федюнинского. Новый командарм первым делом убедился, что армии у него фактически нет, а также — штаба, разведки, связи и службы снабжения; есть вооруженная неуправляемая масса: «Прежде всего следовало восстановить управление войсками, точно определить положение частей и соединений, степень их боеспособности, их возможность к сопротивлению, выяснить, какие направления являются наиболее угрожаемыми и требуют немедленного усиления. Далее требовалось учесть все резервы, предусмотреть возможность и варианты их использования, позаботиться об обеспечении войск достаточным количеством боеприпасов и инженерного имущества, крайне необходимого в обороне».

Фронт усиливался 21-й стрелковой дивизией НКВД, 5, 6 и 7-й дивизиями народного ополчения, 10-й Краснознаменной и 11-й стрелковыми дивизиями и двумя стрелковыми бригадами, укомплектованными моряками и личным составом частей ПВО. Эти соединения образовали второй эшелон обороны, впрочем, скоро ставший первым.

Бои на ближних подступах принимали все более ожесточенный характер.

Попытки немцев прорваться через Неву, а также продвинуться вдоль шоссе Москва — Ленинград и овладеть Колпино были отбиты. В связи с намерениями противника наладить переправу через Неву на участке Невская Дубровка — Московская Дубровка Жуков в своих мемуарах поведал трогательную историю о том, как «впереди немецких частей были выставлены советские женщины, дети и старики, согнанные из ближайших населенных пунктов. Чтобы не пострадали наши люди, надо было особенно четко вести минометный и артиллерийский огонь по противнику, находившемуся в глубине его боевых порядков».

Все это правда, кроме запоздавшего жуковского сострадания. Не мучился Георгий Константинович интеллигентскими комплексами, а строго придерживался в этом вопросе указаний товарища Сталина:

«Говорят, что немецкие мерзавцы, идя на Ленинград, посылают впереди своих войск делегатов от занятых ими районов — стариков, старух, женщин и детей — с просьбой к большевикам сдать Ленинград и установить мир.

Говорят, что среди ленинградских большевиков нашлись люди, которые не считают возможным применить оружие к такого рода делегатам. Я считаю, что если такие люди имеются среди большевиков, то их надо уничтожать в первую очередь, ибо они опаснее немецких фашистов.

Мой ответ: не сентиментальничать, а бить врага и его пособников, вольных или невольных, по зубам. Война неумолима, и она приносит поражение в первую очередь тем, кто проявил слабость и допустил колебания. Если кто-либо в наших рядах допустит колебания, тот будет основным виновником падения Ленинграда.

Бейте вовсю по немцам и по их делегатам, кто бы они ни были, костите врагов, все равно являются ли они вольными или невольными врагами. Никакой пощады ни немецким мерзавцам, ни их делегатам, кто бы они ни были».

По большому счету, плевать хотели кремлевские и смольненские вожди на всех этих «стариков и старух», пользы от них все равно никакой, только лишние рты. Поэтому трудно представить Жукова проявляющим гуманизм и рискующим быть зачисленным в «пособники врага». На самом деле Жуков, Жданов, Кузнецов и Меркулов не только без промедления довели приказ до сведения всего личного состава, но и дополнили его требованием «немедленно открывать огонь по всем лицам, приближающимся к линии фронта, и препятствовать их приближению к нашим позициям», не глядя, кто там «приближается», женщины или дети, оказавшиеся для большевиков «опаснее немецких фашистов».

Новый командующий Ленинградским фронтом изложил свою стратегию обороны города следующим образом: «Надо было при малейшей возможности днем и ночью контратаковать врага, изматывать и наносить ему потери в живой силе и технике, срывать его наступательные мероприятия… Контрудары и контратаки вынуждали противника наступать в замедленном темпе». Уже 14 сентября Жуков докладывал маршалу Б.М. Шапошникову, что «организует удар» на фронте 8-й армии и планирует «переход в наступление» 55-й и 42-й армий. Ежедневно советские дивизии «наносили контрудары», «ликвидировали», «восстанавливали положение», атаковали, атаковали, атаковали, наступая по собственным трупам, укрываясь собственными трупами и заваливая своими трупами противника. Несколько позднее, под Вязьмой и Ржевом, солдаты дали этому способу ведения военных действий свое определение — «жуковская трехрядка».

Преодолеть 800-метровую гладь Невы под прицелом орудий советских боевых кораблей и установленных на правом берегу 180-мм и 120-мм стационарных батарей у немцев не было шансов.

На Тосненском рубеже 4-я дивизия народного ополчения полковника П.И. Радыгина непрерывно отдельными полками безуспешно пыталась форсировать реку и отбить у противника населенные пункты Усть-Тосно, Ивановское, Покровское на правом берегу. Артиллерии в дивизии практически не было. Более-менее серьезную огневую поддержку оказывали железнодорожные батареи и эсминец, занявший позицию в устье Невы, но стреляли они по площадям, и огонь их не корректировался. 4 сентября 3-й стрелковый полк получил приказ форсировать Тосну и взять поселок Покровское. В начале операции полк понес значительные потери и под огнем противника залег перед рекой. Офицеры под ураганным огнем сумели поднять полк в атаку, форсировать реку и взять с боем Покровское. Развить успех оказалось нечем. Ожесточенные бои за поселок длились четыре дня. Не получивший поддержки советский полк был отрезан противником от берега и полностью уничтожен во главе с комполка Чугуновым. 11 сентября полковник Радыгин, отказавшийся выполнять приказание приехавшего с инспекцией члена Военного совета фронта Н.В. Соловьева, которому вздумалось в своем личном присутствии организовать маленькое победоносное наступление, был отстранен от командования дивизией и разжалован в рядовые. Существовала и другая «дисциплинарная практика»: в случае неудачи командира полка привлекали к ответственности «за тяжелое состояние полка и большие потери в боях».

В итоге 4-я дивизия народного ополчения, не выполнив ни одной задачи, была отброшена за линию противотанкового рва, протянувшегося от Невы до Московского шоссе. Ров, имевший ширину 8 м и глубину 3 м, как водится, нашими частями не оборонялся, и в нем прочно обосновались батальоны 122-й пехотной дивизии. Немцы, имевшие похвальную привычку закрепляться на каждом занятом рубеже, немедленно начали развивать сеть ходов сообщений, пулеметных дотов и минных полей.