Читать книгу "Германский вермахт в русских кандалах - Александр Литвинов"

— Себастьян есть дер эрсте — первый номер пулеметного расчета МГ-41, — поясняет Бергер, складывая в штабель очищенные Фрицем кирпичи. — Маршал Жуков приказывал брать дойче золдатен у Бранденбургских ворот. Всех дойче золдатен, что держали Берлин… Унд Себастьян марширт ин русиш плен.

— Ух, ты! Себастьян видел маршала Жукова?

— Больше «нет», чем «да», — пожимает плечами Бергер.

— Отто, а почему Вальтер за себя не заступился? Звезданул бы Себастьяну по кумполу, чтобы знал!

— Нельзя, — Бергер крутит головой. — Нету момент. Момент придет, Вальтер звезданет…

— А когда он придет?

— Сталин будет знать…

Себастьян и Пауль принесли рабочий инструмент: кирки, лопаты, ломы, две кувалды. Одну кувалду, ручкой вверх, Пауль поставил перед Валериком:

— Дас ист гешенк тебе, подарок!

— Пауль, расскажи, как тебя взяли в плен, — попросил Бергер, ухмыляясь.

— Да ну его на хрен! — с неприязнью бросил Пауль подхваченное от русских выражение скандальное.

— Братишка будет хотеть, — поддержал Бергера Фриц.

— А, — отмахнулся Пауль, взял лопату и стал вместе с другими срывать завал мелкого щебня, чтобы добраться до кладки фундаментной.

Кладка такая на извести сравнительно легко, почти без потерь, на кирпичи разбиралась. Для немцев это — чистая находка: дневная норма добычи кирпичей, если повезет, могла быть выполнена без обычной каторжной долбежки, убивающей силы и нервы.

— Пауль Шварц есть радист, золдат генерала Венка, — говорит Бергер и с приятностью смотрит, как умело владеет лопатой его камрад. — Генерал американцам сдался, а Пауль ин вальд, в лес пошел.

— А в лесу партизаном был?

— Дойчланд нима партизан, — встревает Фриц и вздыхает, будто сожалеет, что в Германии не было и нет партизан. — Пауль зихь ферштекен, от русиш золдатен.

— Что ж он так плохо зихь ферштекен? Прятался плохо?

— Прятался горошо, абер кушать надо! Кушать ходил. Кукареку дибрил.

— Петуха украл?

— Шварц царап за петух и сел,

— Съел живьем!

— На костер! — хмурится Фриц. — Бауэр приходил, русиш золдатен приходил унд Шварц плен.

— А Бауэр — это кто?

— Кол-хоз-ник! — на Валерика щурится Фриц.

— Колхозник? Немецкий колхозник выдал Пауля нашим солдатам? — сомневается Валерик. — А вот наш колхозник никогда бы не выдал нашего солдата!

— А выдал бы если? — спрашивает Бергер.

— Тогда партизаны б его расстреляли.

— Бауэр есть хозяин! — на Валерика Бергер глядит назидательно и щелкает языком. — Хозяин!

— Но Пауль же ваш солдат!

— Война капут. Золдатен нету. Шварц есть диб! Шварц есть вор! — в такт своих слов кивает Бергер головой.

— И бауэра вашего не расстреляли за предательства?

— О, найн! Нельзя расстреляли! Бауэр имеет филе коров, много коров, — удивляется Бергер непонятливости мальчика и повторяет со значением, что бауэр — это хозяин!

Но понятие «Хозяин» Валерика не трогает. Оно не доступно ему в том весомом значении, которое органично сознанию Бергера, и что именно это, он пытается мальчику преподнести! Потому и не может понять, что для Валерика понятие «Хозяин» — обычное слово, звук.

Но возмущает мальчика то, что Бауэр, выдавший врагу солдата своего, не понес наказания! И мало того, этот крестьянин-предатель продолжает оставаться, как и прежде, почитаемым в своем селении! Этим самым поощряется предательство! Вот с чем никак согласиться не может дошкольник Валерик:

— И все соседи с ним здороваются?

Бергер разводит руками: дескать куда ж им деваться?

— А я бы не стал… И Толян бы не стал! И даже Ленька Пузатый здороваться с гадом не стал бы!

И с детской беспощадной укоризною добавил:

— А ваши немцы здороваются с ним!

Фриц и Бергер делают вид, что поглощены работой и на вопросы, чуждые им, отвлекаться не желают.

Солдатская песня и герои Германии

По желанию Валерика, немцы припасли для него кирочку, такую же, как у всех. Теперь он, на пару с Фрицем, очищал кирпичи от известкового раствора. Между делом и разговор сам собою вязался. Иногда мальчик напевал строевую песню, многогласый припев которой доносился со стороны заозерной, где было училище летчиков.

Вот как сегодня:

— Эх, ты, ласточка-касатка быстрокрылая! Ты, родимая сторонка наша милая! Эх, ты, ласточка-касаточка моя, быстрокры-и-ла-я-а!

Фриц слушает мальчика и ухмыляется. Он даже в сторону Валерика не смотрит, чтоб не смущать.

Фрицу нравятся русские песни. И Бергеру нравятся, и Шварцу.

— Это курсанты молодые на плацу строевой занимаются, — поясняет Валерик, откуда песня взялась. — Там порядок! А дисциплина! Будь-будь! Потому что старшины там! Брат ты мой! Настоящие командиры! Крутят «солнышко» на турнике только так! А на брусьях что вытворяют! Вот это мастера! Будь спок! Потому, что смелые. Они все сильные и здоровые. Они, наверно, потому и красивые, что их кормят вкусно! Да, Фриц?

Фриц тяжело вздыхает и соглашается, вспоминая время свое, когда был красивым, здоровым и сильным. То было задолго до колодок русского плена.

— Салаги молодые еще только из столовой вылетают, а старшина им: «Становись!» И, как миленькие, становятся и к месту прилипают! «Р-р-няйсь! Сирна! И нэ крутысь! С места с песней! Шагом ырш!»

А поют курсанты так, что у дяди Вани-корявочника мурашки по коже бегут. Да, да, Фриц! Он сам признавался в курилке.

— О, йа, йа… Русиш песня гут, — соглашается Фриц. — Абер золдатен песня — зер гут!

И неожиданно для Валерика, с приятным акцентом, Фриц негромко заводит русскую «Катюшу». А после первого куплета умолкает и спрашивает:

— Зо? Так?

— Так, но зачем она тебе? — пожимает Валерик плечами. — Это ж песня не строевая, не солдатская! Под нее ж не маршируется.

— Не маршируется «Катюша», — соглашается Фриц. — Унд зер гут, что не маршируется. Унд «Роза Мунда» не маршируется, абер гороша песня.

— «Розу Мунду» у нас итальянцы пели.

— Унд дойче золдатен пели.

— А наши курсанты на вечерней прогулке, знаешь, какую поют?

— Знаешь, знаешь! Цига-ночка, Аза, Аза…

Валерик подхватывает:

— Цыганочка черноглаза, черная фартовая, на картах погадай, эх!

И оба смеются, глядя друг на друга.

Бергер и Шварц, утомленные однообразием работы, перестают стучать ломами и глядят из траншеи на них непонимающе тупо. Фриц и Валерик их не замечают.