Читать книгу "Восставшие миры - Фрэнсис Пол Вилсон"

— Папа, это правда малак?

— Похоже на то, — пробормотал Питер, вглядываясь в гигантскую тупоголовую массу рыбьей плоти, неподвижную и безжизненную на песке рядом с верхней отметкой прилива. — Я в последний раз видел такого приблизительно в твоем возрасте. Как минимум тридцать метров длиной! Подойдем поближе, посмотрим.

Лайна вскочила, собираясь сбежать вниз по дюне, Питер ее подхватил и забросил на плечи. Голые ножки оседлали шею. Она любила ездить на нем верхом — по крайней мере, до отъезда, — а он хотел, должен был чувствовать прикосновение дочки.

Морской ветер забивал уши, глаза туманила соль.

Они подошли к рыбе.

— Полосатый малак, отряд левиафанов, — подтвердил Питер и принюхался. — Почти протух. До истребления эти животные напоминали земных гладких китов. Только киты не рыба, а наш малак — настоящая рыба.

Лайна почти потеряла дар речи в благоговейном ужасе перед гигантской рыбой.

— Какой большой! Почему же он умер?

— Может быть, умер в море от старости, и его прибило к берегу, хотя я не вижу, чтобы над ним стервятники хорошо поработали. Или сбился с пути во время вчерашнего шторма и выбросился на землю. Я где-то читал, что у выброшенного на берег малака внутренности превращаются в кашу, раздавленные собственным весом.

— Наверно, ел много рыбы, раз такой вырос.

— На самом деле малак вообще не ест рыбу. — Он подвел ее ближе к щелястому рту, прорезавшему голову. Приближаясь, они вспугнули собравшихся попировать на останках киндаров, которые закружились в воздухе, раскинув во всю ширь крылья. — Видишь большие костяные пластины с щетинками вдоль верхней челюсти? На гребешок похоже. Это сито. Малаки на плаву процеживают через него морскую воду и съедают крошечных животных, застрявших в щетинках. Этих животных, собравшихся вместе, называют планктоном.

Он опустил Лайну на песок, чтобы она посмотрела как следует, но девочка быстро вернулась — из пещерной пасти мертвой рыбы слишком несло тухлятиной.

— Что такое планктон? — спросила она, снова стоя с ним рядом. — Никогда раньше не слышала.

— Давай поднимемся на дюну, где не так скверно пахнет, и я тебе все расскажу.

Взявшись за руки, они побрели по синим влажным упругим зернистым песчинкам к месту рядом с водой, куда все-таки не доносилась трупная вонь, и минуту глядели в молчании на круживших с криками киндаров.

— Еще интересуешься планктоном?

Получив в ответ кивок, Питер медленно, почти задумчиво заговорил, подбирая выражения, понятные детскому разуму, однако стараясь, чтоб Лайна немножечко шевелила мозгами.

— Планктон — главный продукт питания в море. Составляют его миллиарды крошечных живых организмов. Среди них есть животные, есть растения, только все они очень и очень маленькие. В открытом море собираются в гигантские стада, причем одни просто кочуют, а другие крошечной ручкой вроде кнута, которую именуют «ресничкой», направляют их в ту или другую сторону. Вот так они живут, умирают, служат пищей практически для всего океана — и больше ничего. Может быть, думают, будто сами точно знают, куда плывут, даже не понимая, что гигантскую массу планктона постоянно гонят ветра и течения. Планктон глотают огромные малаки, не видя, что проглотили, а планктон понятия не имеет, что съеден, пока с ним раз навсегда не покончено.

— Бедный планктон! — сочувственно воскликнула Лайна.

— Нет, по-моему, он на свой лад счастлив. Пока малаки вырывают из его рядов огромные куски, подчиняется старым хлыстам-«ресничкам» и наслаждается жизнью. Даже если попробуешь объяснить, что его без конца пожирают малаки и другие морские животные, он тебе не поверит.

— Откуда ты столько знаешь о планктоне?

— Наблюдал за ним очень внимательно, — ответил Ла Наг, припоминая Землю.

Лайна взглянула на длинные щетинки на челюсти малака.

— Хорошо, что я не планктон.

— Если это от меня зависит, — сказал Питер, заботливо обняв дочь, — никогда им не станешь. — Он встал, бросив последний взгляд на безжизненного левиафана. — Приятно знать, что малаки тоже умирают. Пойдем. Мама наверняка суп успела сварить, а остывший суп нам совсем ни к чему.

Повернувшись спиной к океану, они двинулись по синей дюне к дому, обмениваясь короткими фразами сквозь порывистый ветер, несшийся назад к берегу, где киндары издавали крики, от которых пошло их название, и выклевывали устремленные в землю, открытые и навеки ослепшие глаза малака.

— Уезжаешь? — сказала Мора, сидя с Питером в Роще Предков под деревом его прапрадеда.

Он не сообщил ей о принятом на рассвете решении остаться и был теперь этому рад. Дневной свет быстро высветил массу изъянов в мыслях, казавшихся в темноте столь простыми и верными. Придется вернуться. Иного пути нет.

— Я должен.

Он набрался силы для этого заявления, прислонившись к дереву — гораздо более крупному варианту Пьеро. В день смерти прапрадеда между корнями выкопали могилу, похоронив там останки без гроба. За год дерево впитало и усвоило питательные вещества из разложившегося тела, высоко выросло на уникальном органическом удобрении. Созревшие к следующей весне семена берегли до появления на свет в семействе Ла Нагов очередного ребенка. В день рождения Питера посадили два семени — одно в Роще Предков, другое в глиняном горшке. Второму деревцу суждено было остаться маленьким, а мальчику расти.

Известное под названием толивианской мимозы, оно обладало уникальной способностью подражать человеку. Саженец — мисё, — постоянно находясь рядом с взрослевшим ребенком, настраивался на него, чутко улавливая реакцию и настроение мальчика или девочки. Детей старательно обучали подрезке ветвей и корней, необходимой для ограничения роста деревца. На Толиве было принято растить детей с мисё, хотя общего распространения этот обычай не получил. Семья Моры считала его довольно глупым, поэтому у нее никогда не было своего деревца, а теперь его уже не заведешь, ибо для этого обязательно надо вместе расти. Она не понимала, какие узы, не поддающиеся словесному описанию, связывают ее мужа с Пьеро, не понимала, почему Лайна все крепче привязывается к собственному мисё, но знала, что от этого они оба богаче, а она без этого беднее.

Питер посмотрел на жену в полуденном свете. Ничуточки не изменилась. Блестящие волосы цвета темной глины впитали и излучают теперь золотистый свет толивианского солнца. Простое платье-«рубашка» не скрывает зрелых форм женской фигуры. Она вроде спокойно сидит рядом с ним, хотя это наверняка только видимость.

— Перчатки готовы? — спросил он, поспешно заводя разговор.

— Сотня пар. Давно уж готовы. — Мора упорно отводила взгляд.

— А монеты?

— Спешно чеканятся. Ты же знаешь.

Питер молча кивнул, разумеется зная. Видел поступавшие домой сообщения. Мора отвечала за выпуск монет. Собственно, это она придумала звезду, вписанную в греческую омегу — символ ома, единицы сопротивления.