Читать книгу "Идеология суверенитета. От имитации к подлинности - Михаил Леонтьев"

Что здесь можно сделать, если оставить за скобками возврат к «реальному» социализму (в этом случае о гармонизации свободы и справедливости придётся забыть)?

Первое, что приходит в голову, — это перераспределение. Обычно начинают с идеи восстановить прогрессивный налог: идея вовсе не абсурдная, но в наших нынешних условиях — необоснованная. Неминуемо упадёт собираемость налогов. А если нет результата — нет смысла нарушать устойчивость налоговой системы. Учитывая наши реалии, это приведёт только к уводу доходов от налога разными способами.

А вот введение «налога на роскошь» гораздо более обоснованно. Причём по причинам социально-психологическим, а отнюдь не фискальным — фискальное значение его как раз невелико. Здесь речь идёт в первую очередь о демонстративном сверхпотреблении, которое у нуворишей не купируется традицией и культурой. Это не дополнительное обложение состоятельных граждан, а обременение потребления сверхбогатых — то есть, по сути, «налог справедливости». Этот налог надо ввести не столько из экономических соображений, сколько потому, что его просто неприлично не ввести.

При этом такая мера не решит проблему разрыва в доходах, и децильный коэффициент может продолжать расти. Никакой налог не решит проблему разрыва в доходах. Никому её таким образом решать не удавалось. Более того, всегда такая попытка приводит к столкновению с экономической эффективностью.

Вернёмся к нашим факторам: высокая степень концентрации капитала, усугубляемая коррупционным и бюрократическим обременением бизнеса, и порча рынка труда. Этот рынок у нас уродливый: это рынок работодателей. Собственно продавцы рабочей силы не выступают на этом рынке в равноправной роли.

Есть у нас отдельные правые политики, которые считают, что для экономики очень выгодна либерализация трудового законодательства — по сути, обесценивание рабочей силы. Эффективен рынок труда, на котором покупатель и продавец находятся в равных конкурентных условиях. Мы не китайцы — в том смысле, что не сможем и не будем делать дешёвую рабочую силу своим конкурентным преимуществом. Сильные, работающие профсоюзы — это необходимый элемент нормального рынка труда.

Справедливость неравенства и проблема собственности

Идея полного равенства, то есть уравниловка, не только неэффективна, что доказано практикой, — она также и несправедлива. Для того чтобы признать справедливость перераспределения и прежде чем это признать, нужно признать несправедливость уравниловки.

Коммунисты теоретически этот вопрос решали, но решали они его в форме утопической, то есть в равенстве в условиях полного будущего коммунистического изобилия. Не будучи ни утопистами, ни футурологами, отложим это светлое будущее в область гуманитарных мечтаний.

Но для того чтобы отстаивать справедливость неравенства, мы должны основания этого неравенства, его экономическую природу считать абсолютно честной и законной. Неравенство не может быть основано на воровстве и коррупции. Невозможно убедить наш народ в справедливости и легитимности неравенства, основанного на нечестной игре.

Как бы ни решались вопросы соотношения экономической свободы и справедливости в рамках стандартной рыночной экономики, у нас есть нерешённая базовая проблема — это нелегитимность сложившихся отношений собственности. Речь идёт не о собственности вообще, а о её крупнейших, наиболее ликвидных кусках. Всё, что создано своими руками, даже самыми спорными способами, — это за рамками проблемы: мелкий и средний бизнес, считанные, к сожалению, построенные с нуля предприятия.

Речь идёт о «большой приватизации» — то есть о раздаче лучших кусков государственной собственности вне общих стандартных даже для того времени процедур. Излишне напоминать, что «большая приватизация» была очевидно несправедливой. Трудно спорить, что колоссальные активы достались узкой группе лиц фактически бесплатно.

Напомним, что некоторые из них считали, что аналогичным образом им должна достаться и власть, — это, собственно, и есть олигархия. На самом деле она, власть, у них и была. В конкретных условиях конца 90-х — начала нулевых без существенного ущерба для экономики аннулировать результаты «большой приватизации» и экспроприировать собственность было невозможно — этого ни страна, ни экономика не выдержали бы. Задача была «поставить в стойло». Во-первых, отделить от власти — «равноудалить». Во-вторых, заставить платить налоги.

Однако это никак не решило проблему с точки зрения справедливости — то есть построения базовых, незыблемых основ экономической жизни, легитимных с точки зрения народного понимания. Никто не может требовать уважения к собственности, если сам признаёт, что в основании этих отношений лежит вопиющая несправедливость. То есть проблема легитимности собственности в самой её основной, самой «дорогой» части — не решена.

Если государство попытается своей волей легитимировать несправедливо приобретённую собственность, этим оно делегитимирует себя. Причём, что очень важно, эта проблема стоит не только перед обществом и государством — она стоит перед самими собственниками. И они точно знают, насколько зыбки основания обладания их нынешними активами. И это понимание проявляется в их «оффшорном» поведении — не только экономическом, но и политическом. (Кстати, о существовании этой проблемы говорил Путин весной 2012 года во время предвыборной кампании, когда встречался с предпринимателями в РСПП.) Было бы крайне заманчиво предложить им некий конкордат — добровольное соглашение. Причём в первую очередь не с государством только, а с обществом. Оценить по текущей «справедливой оценке» доставшееся бесплатно или за бесценок, предложить выкупить, вернуть разницу стране. Естественно, оформив это в некие долговые обязательства, растянутые на 10–15 лет. Понятно, что речь идёт в первую очередь о сырьевых активах, где все первичные затраты, если таковые были, многократно окупились за счёт выручки.

За 15 лет собственность на эти бесплатно доставшиеся активы многократно полностью или частично менялась, обращалась на рынке. Здесь достаточно сложно выстроить механизм, при котором этот выкуп был бы адекватен по отношению ко всем приобретателям. Но поскольку это очень узкая группа лиц и активов, механизм при наличии воли и желания выстроить и обосновать можно — это принципиально выполнимая задача.

Оговоримся: речь идёт о собственности, которая не была украдена, а была приобретена, пользуясь крайне несовершенными и несправедливыми тогдашними законами и параличом государства. То есть это не преступники, а просто люди, ловко воспользовавшиеся обстоятельствами. Естественно, речь не идёт о преступно приобретённой собственности различных оргпреступных группировок.

Речь, по сути, идёт о проекте нового общественного договора, который, если он будет соответствующим легитимным образом одобрен народом, легитимирует всю действующую систему собственности. То есть это значит, что наши граждане считают эту модель приемлемой и справедливой.

Только на этой основе мы можем выстроить систему, при которой собственность действительно священна и неприкосновенна, поскольку не может быть священна и неприкосновенна ворованная или нечестно приобретённая собственность. Когда действуют такие отношения, собственность оказывается прикосновенна и отчуждаема самыми разными способами — снизу, сверху, сбоку и т. д.