Читать книгу "В бой идут одни офицеры - Сергей Зверев"

Женщина взялась рукой за запястье мужчины. Пульс был ровный, хорошего наполнения. Она приподняла веко пациента и удивилась. На нее смотрели вполне осмысленным взглядом.

— Как вы себя чувствуете? — решилась спросить Бернетт.

— Нормально, — с заметным акцентом так же по-английски ответил мужчина, — только слабость во всем теле.

Уловив акцент, Бернетт хотела выяснить национальность мужчины, но потом отказалась от этой попытки. Не стоит рисковать. Эти разговоры с пациентом могут вывести его из психологического равновесия, решила она. В этом случае тюремщики могут решить, что она что-то вынюхивает. Нет, никаких лишних разговоров. Бернетт похлопала пациента по плечу и вышла из палаты.

Шадрин, хмурясь, смотрел прямо перед собой и мучительно пытался понять, почему он разговаривает на этом языке. Это ведь не его родной язык. Неожиданная догадка поразила Андрея Васильевича. Он ведь лежит в больничной палате. Значит, болен. Шадрину показалось, что он помнит сильный холод. Может быть, простудился?

Подняв руки, Андрей Васильевич стал их рассматривать. Крепкие сильные руки взрослого мужчины. «Кто я, сколько мне лет, где и почему я нахожусь?» Шадрин опустил руки на одеяло, которым был укрыт до подмышек, и закрыл глаза. Он стал напряженно вспоминать хоть что-то из своей предыдущей жизни. Короткое общение с женщиной, которая, наверное, была врачом, мешало ему. Он думал на одном языке, но ему мешали слова и фразы, которые вспоминались сразу же на другом языке, на котором он только что общался с врачом. Это сбивало с мыслей, мешало вспоминать. Думать на том языке, на котором он сейчас говорил, не получалось.

Прошло еще два дня, как понял Шадрин по тому, как надолго выключался в палате свет. Его стали кормить нормальной пищей. Все повязки были сняты, а дважды в день еще и делали массаж. Было много уколов. Андрей Васильевич испытывал странные ощущения. С одной стороны, его крепкий выздоравливающий организм требовал движения, деятельности, но какое-то внутреннее «надо» держало его в постели и заставляло послушно исполнять все предписываемые процедуры. Он даже не испытывал внутреннего протеста, хотя одновременно понимал, что кое-какие из этих процедур ему не нравятся. Например, он терпеть не мог овсяную кашу, но упорно съедал всю порцию без остатка. Еще Шадрина смущало непонятное доверие ко всем людям, которые приходили в палату, осматривали его. Он их не знал, но странное чувство безграничного доверия, какой-то надежды, что они спасут его от чего-то непонятного, но грозного и страшного, доминировало в мозгу. Странное инфантильное чувство, которое шло вразрез с другими чувствами, присущими взрослому, самостоятельному мужчине с непростым характером. Об этих своих чертах Шадрин тоже почему-то знал.

Еще Андрея Васильевича мучило то, что он не мог вспоминать. Не мог даже долго думать об этом. Какой-то внутренний барьер мешал ему, запрещал думать о прошлом. Иногда это было очень сильное ощущение, а иногда он мог его почти побороть. Помогало какое-то чувство злости, всплывавшее из недр его дремавшего сознания. Эта злость растворяла все остальное, и тогда Шадрин начинал думать. В его мозгу появлялись какие-то смутные образы, ощущения, намечались какие-то непрочные связи.

Однажды Шадрина выводили из палаты на рентген. Он сразу же вспомнил, что это такое. В коридоре Андрею Васильевичу встретились люди, один из которых был одет не так, как все. Под наброшенным на плечи халатом Шадрин увидел свободную одежду из плотной пятнистой ткани. На ногах человека были бурые высокие ботинки с высокой шнуровкой и на толстой подошве. Все это показалось Шадрину очень знакомым. Каким-то более привычным, чем одежда медицинского персонала. Мысли о странной одежде сразу же ушли куда-то. Но после обеда Шадрин с новой остротой вспомнил, что одежда называется камуфляж, даже рука при этой мысли непроизвольно потянулась к нагрудному карману с клапаном. Такие карманы были на груди у его одежды. Он носил такую. Шадрин сначала обрадовался, что хоть что-то вспомнил, но тут же осознал, что мысль запретная. Нельзя об этом думать, нужно забыть эту одежду, обязательно и срочно!

Глава 7

Подполковник приказал соединяться с группой и указал место, куда Зубову и Романову надлежало прибыть. Время приближалось к полудню, и у десантников, не евших уже почти сутки, от голода урчало в животе. Романов, бежавший первым, вдруг вильнул в сторону и стал смотреть на землю. Зубов не успел понять причину такого странного поведения своего напарника, как Романов снова отпрыгнул в сторону.

— Тварюга наглая! — рявкнул десантник и пнул что-то ногой.

Теперь Зубов понял, что им на дороге попалась здоровенная гюрза. Романов заметил ее вовремя и попытался обойти стороной, но змея, раздраженная чем-то, бросилась в атаку. Удар ботинка отбросил ее метра на два. Змея свернулась кольцами, изготовившись к новой атаке.

— Слушай, может, сожрем ее? — предложил Романов, наблюдая за гюрзой.

— Времени нет, потерпишь! — ответил Зубов. — Давай, шевели ногами.

Романов вздохнул и снова двинулся в прежнем направлении. Зубов, сделав крюк, чтобы не провоцировать гюрзу на новое нападение, последовал за ним.

— Вот подлые создания, — продолжал возмущаться голодный Романов, который никак не мог забыть толстую тушку змеи. — Все змеи как змеи, уходят с дороги. Кобра — очень, к примеру, деликатная змея. Защищаясь, она даже не всегда кусает. Часто просто мордой бьет. А эта нервная порода может и вслед укусить, если даже не наступишь. Терпеть не могу змей.

— В сыром виде, — с иронией добавил Зубов.

Внезапно оба десантника одновременно прекратили свое словоблудие и, мгновенно остановившись, присели на корточки. Слева за холмом поднимался столб пыли. Покрутив головами, напарники увидели впереди грунтовую дорогу, которая извивалась между холмами и большими валунами. По этой дороге сейчас и приближалась машина. Зубов ткнул рукой вправо. Около самой дороги возвышались нагромождения камней, за которыми можно было легко спрятаться и проследить за машиной. Десантники побежали к намеченному для укрытия месту.

Через несколько минут легковая машина показалась на открытом месте, волоча за собой столб пыли. Офицеры замерли среди камней и стали ждать.

— Вот тебе и «уазик», — заметил Романов. — Что за страна? Куда ни плюнь — попадешь в отечественную машину.

— Ну, этот едет не с той стороны, — возразил Зубов, разглядывая машину, которая отчаянно скакала на неровностях дороги, оправдывая русское народное прозвище «козлик».

Десантники с интересом смотрели и гадали, кого и куда это понесло по этой дороге. Нормальная трасса в пяти километрах отсюда. Какой смысл так уродоваться на грунтовке? Зубов достал бинокль и направил его на приближавшуюся машину.

— Жить с каждым днем все интереснее, — проворчал он. — Сдается мне, что «духи» пленного европейца везут.

— Военного? — сразу же спросил Романов.

— Нет, в «гражданке». Не повезло парню, — с сожалением сказал Зубов. — Гробануть бы их, глядишь, информация появится.