Читать книгу "Невинный сон - Карен Перри"

Когда мы вошли в бар, из громкоговорителей громыхал голос Ллойда Коула. Он нас спрашивал, готовы ли мы к тому, чтобы нам разбили сердце.

– У вас будет потрясающая выставка, – пробормотала мне на ухо Дафни.

Она заказала бутылку шампанского. Свет в баре менялся, как картинки в калейдоскопе. Музыка так грохотала, что у меня заныло в груди. Я вдруг подумал о мальчике-мумии, о том, как он одиноко лежит в темном, огромном, безлюдном музейном зале, а его мать покоится в стеклянном ящике в тысячах миль от него. Внутри у меня все заныло от скорби. А Дафни заглянула мне в глаза и спросила: Ты готов к тому, чтобы тебе разбили сердце?

Когда я проснулся, меня уже ждали два текстовых сообщения. Одно было от Дафни. Она сожалела о случившемся. Второе было от Робин: «Ты, наверное, знаешь, что твой вылет отложен. Тебе сильно повезет, если удастся вернуться домой сегодня или завтра».

Я проглотил пару таблеток болеутоляющего и снова юркнул в постель. В голове мелькали видения прошлой ночи. Не то Дафни, не то Диана. Я пускался в эти бессмысленные эскапады, будто мое бесконтрольное поведение помогало забыть о Диллоне. Но оно не помогало. От него становилось еще хуже.

Когда я проснулся снова, было уже темно.

Я принял душ и отправился за выпивкой. Бороться с похмельем по-другому не имело никакого смысла; нужно было выпить что-то еще. И притом что-то покрепче.

Я вернулся в гостиницу и включил телевизор. Шел «Х-фактор». Мир разваливался на части. Ирландия обан-кротилась. Я встретил погибшего сына. А вся чертова Ирландия и чертова Британия говорили лишь об одном – об «Х-факторе». Изнывая от чувства вины – на душе было паршивей некуда, – я сидел, вперившись в мелькавшие на экране вспышки света, потягивал дешевенький виски и слушал летевшие с экрана истеричные голоса.

Это было невыносимо – слишком ярко и слишком громко. Я выключил телевизор и вернулся к видеосъемкам демонстрации. Я должен был этим заняться. В какой-то мере именно за этим я сюда и приехал. Я вынул открытку с фотографией мальчика-мумии и прикрепил ее к стене возле письменного стола. Я заказал по телефону еду и, почти к ней не притрагиваясь, два часа про-сматривал репортаж. Сейчас меня хватало только на вы-пивку.

Я пил виски и смотрел видеосъемки. Потом прервался и проверил электронную почту. В почтовом ящике куча приглашений от галерей и всякий мусор. И еще письмо от Дианы. Я не стал открывать почту, но одно из сообщений привлекло мое внимание. В окошке «отправитель» стояло «КОЗ», а в окошке «тема» – «Танжерский манифест». Сообщение было кратким: «Дафни сказала мне, ты в Лондоне. Хорошо бы повидаться. К.».

Я остановил такси и протянул водителю клочок бумаги.

Освещая фарами заснеженную мостовую, машина медленно катила от светофора к светофору. На улицах не было почти ни души. Я не совсем понимал, куда мы едем. Дороги стали узкими и кривыми. Я закрыл глаза и задремал.

Когда такси остановилось, я решил, что водитель ошибся. Такого я не ожидал: это был квартал однотипных домов в Ист-Энде.

– Вы уверены, что это тот самый адрес? – спросил я.

Водитель кивнул и указал на счетчик.

Когда я расплатился, он отдал мне назад клочок бумаги, и я снова оказался на морозе.

Я проверил номер на двери и покачал головой. Неужели это его жилье? Маленький дом с террасой. Это дом Козимо? Я был в недоумении.

Нажал кнопку звонка.

– Гарри, очень рад вас видеть.

В дверях стоял Козимо; лицо его было в тени, а сам он казался ниже ростом, но это действительно был он. Козимо жестом пригласил меня следовать за ним и повторил: «Очень рад вас видеть».

Голос его звучал так же помпезно, как и в Танжере, но казался еще пронзительнее. Я побрел вслед за ним по узкому коридору. Козимо устало влачился по плиточному полу, а я внимал методичному «шлеп-шлеп» его кожаных тапочек. Мы вошли в тесную, набитую вещами гостиную. Горел камин, но комнату он почти не согревал.

– Я так рад вас видеть, – сказал я.

– И я тоже, мой друг.

Я ожидал, что он меня обнимет, но вместо этого он протянул мне руку с той хорошо знакомой мне величавостью, с какой ее протягивают короли или архиепископы. И конечно же, на пальце у него сиял восхитительный перстень. Я уже приготовился отпустить шутку: не встать ли мне на колено и не поцеловать ли этот перстень? – но вдруг заметил, как дрожат его слабые, испещренные пятнами руки. Я осторожно пожал его руку и задержал в своей.

– Мы так давно не виделись, Коз.

– Давно, – слегка задыхаясь, произнес он.

На нем был старый цветастый халат, в котором он просто утопал.

– Садитесь, пожалуйста.

Козимо подошел к дивану и переложил с него на покрытый тонким ковром пол пачку пожелтевших газет. Я заметил, что его лицо прорезано глубокими морщинами, – оно походило на карту с неверными поворотами, объездами и тупиками. Контуры печали, радости и несбывшихся надежд. Глаза Козимо больше не искрились, они лишь тускло поблескивали. Радости и озорства в них как не бывало. Словно в подтверждение этих грустных перемен из дальнего угла доносились приглушенные звуки виолончели.

– Вам помочь?

Козимо попятился и опустился в старое темно-красное кожаное кресло.

– Вы должны рассказать мне обо всех своих новостях. Но сначала давайте я вам что-нибудь налью. – Козимо попытался встать с кресла.

– Не надо вставать, – остановил его я. – Просто покажите мне, где что взять.

Он показал, а потом вставил в позолоченный мундштук сигарету.

На столе стояла бутылка с джином, но джина в ней на два стакана не хватило бы.

– В холодильнике, – сказал Козимо. – Там еще одна бутылка, и на кухне должен быть тоник. Не против принести их?

О мартини больше не было и речи. Теперь это был джин с тоником.

Я вошел в темную холодную кухню. Холодильник был почти пуст. Пакет молока, мягкий сыр и банка йогурта. «Господи, – подумал я, – неужели это тот самый Ко-зимо?»

Подошвы моих ботинок то и дело прилипали к линолеуму. На желтой стене возле холодильника висело пыльное зеркало, а рядом с ним коллаж из вставленных в рамки фотографий. На многих из них холеный Козимо улыбался, чему-то радовался или кого-то приветствовал. На одном из моментальных снимков я увидел всю нашу компанию: Робин, Козимо, Симо, Гаррик и Рауль. Снимок был старым и выцветшим, точно слишком долго пролежал под палящим солнцем. Больше всего меня поразило, какой счастливой на нем выглядела Робин. Но что-то в этой фотографии меня смущало.

Мне неловко было задерживаться на кухне, я взял бутылки и вернулся в гостиную. Козимо сидел с закрытыми глазами. Его кожа, потеряв загар, приобрела нездоровую желтизну. Он покачивал головой из стороны в сторону, как казалось, под музыку, хотя и не совсем в такт. Я стал разливать джин, и Козимо открыл глаза.