Читать книгу "Я Пилигрим - Терри Хейз"

Охранник-пакистанец, расположившийся в алькове темного вестибюля, испуганно вздрогнул, увидев лицо ребенка, заглядывающего сквозь стеклянные двери. Пакистанец закричал на мальчика и на плохом арабском велел ему убираться вон. Охранник даже схватил дубинку, готовый открыть двери и пустить ее в ход, если потребуется.

Но мальчик не отступил. Он отчаянно кричал, умоляя Пророка о помощи, говорил что-то пакистанцу о пропавшем отце. И тогда охранник понял, что этот визит связан с событием, вызвавшим накануне целую волну передаваемых шепотом слухов. Он посмотрел на лицо несчастного ребенка, готового цепляться за самую крохотную надежду, и опустил дубинку. Трудно сказать почему, возможно, потому, что у охранника были собственные дети, тектонические плиты его миропорядка сдвинулись, и он сделал нечто совершенно ему несвойственное – пошел на риск. Повернувшись спиной к направленной на двери камере слежения и отчаянно жестикулируя, словно выгоняя незваного посетителя, пакистанец рассказал мальчику то немногое, что знал сам: четверо агентов полиции во главе с полковником увели его отца в наручниках. Их шофер, соотечественник охранника, которого тот угостил чашечкой чая, рассказал земляку, что они тайно следили за арестованным несколько месяцев. И еще один важный момент: полицейские говорили, что задержанного обвиняют в «общем разложении». Термин этот настолько расплывчатый, что почти лишен смысла, но он обычно означает смертный приговор.

– Передай родным, – добавил пакистанец, – что, если они собираются спасти твоего отца, им надо действовать быстро.

Сказав это, охранник широко распахнул двери, словно потерял терпение, и, работая на камеру, принялся свирепо вращать дубинкой. Мальчик побежал к своему мопеду, оседлал его, промчался через парковку и, почти скрывшись в облаке песчаной пыли, выехал за ворота.

Не берусь сказать наверняка, но думаю, что в тот момент мальчик в душе словно бы разрывался на две части: будучи еще совсем ребенком, он отчаянно желал, чтобы мама его утешила, но как мужчина, а теперь и глава семьи, оставшейся без отца, он нуждался в совете представителя сильного пола. Не забывайте, что он был арабом, а это подразумевает накопленный за две тысячи лет солидный багаж понятий о мужской гордости. Существовал только один способ разрешить этот внутренний конфликт, и мальчик отправился в плохо освещенную северную часть города, к дому дедушки.

По дороге несчастным ребенком овладела безысходность. Он хорошо понимал, что отец увезен агентами государственной безопасности, которые заперли его в тюремной камере. Теперь, чтобы изменить ход событий, потребуется очень большой блат. Именно пресловутый блат: связи, влияние, паутина давних знакомств и протекций, история рода – правит арабским миром в отсутствие демократии и эффективной бюрократической системы. Тому, у кого есть блат, открыты все двери, даже во дворцы. Перед тем же, у кого его нет, эти двери никогда не распахнутся.

Подросток не задумывался об этом раньше, но теперь понимал, что все члены его семьи, включая любимого дедушку, – люди скромные, не имеющие связей. Для них добиваться освобождения человека, объявленного врагом правящей саудовской династии, было… ну все равно что идти с ножом против атомной бомбы.

Ближе к рассвету, когда после долгого семейного совета, на котором присутствовали его дяди, двоюродные братья и дедушка, им так и не удалось сделать ни одного по-настоящему важного телефонного звонка, наш парнишка понял, что был прав: шансов добиться успеха почти нет. Однако это вовсе не означало, что родные зоолога сдались: в течение следующих пяти месяцев члены семьи, которые едва держались на ногах от ужасных переживаний, упорно пытались проникнуть внутрь саудовского гулага и разыскать человека, пропавшего в его лабиринте.

И каков был результат всех этих титанических усилий? Полное отсутствие информации и какой-либо помощи со стороны властей и, конечно же, абсолютный запрет контактов с пропавшим зоологом. Подобно жертвам одиннадцатого сентября, он просто однажды утром ушел на работу и не вернулся.

Человек пропал в сюрреалистическом лабиринте среди живых мертвецов, заточенных в сотни переполненных тюремных камер. Здесь он быстро понял, что после воздействия свинцово-кислотной батареи в двенадцать вольт абсолютно все задержанные в конце концов подписывают признание своей вины. При этом заключенные делятся на две группы.

Первые отдают себя на волю судьбы или Аллаха и просто ставят подпись на этой проклятой бумажке. Вторые видят единственный выход в том, чтобы подмахнуть этот документ, дабы потом, представ перед судьей, отказаться от признательных показаний и объявить о своей невиновности.

Именно такую стратегию выбрал наш зоолог. Местная юридическая система, однако, выработала эффективный способ борьбы с такими умниками: заключенного просто возвращали в полицию, где он объяснял, почему изменил свою точку зрения. Слишком тягостно вдаваться в подробности методов «усиленного воздействия», применяемого в подобных случаях. Достаточно сказать, что никто, представ перед судьей, не отказался от своих показаний вторично. Такого за все время не случилось ни разу.

И зоолог наконец полностью признал свою вину в подстрекательстве и общем разложении. Однако тут его путешествие внутри пенитенциарной системы внезапно замедлилось.

Причиной этого стали проблемы с транспортом в деловой части Джидды: было необходимо отправить уведомление хотя бы за десять дней, чтобы закрыть расположенную рядом с главной мечетью огромную автостоянку. Только тогда можно было возвести в ее центре помост из белого мрамора.

Глава 2

Зрители стали собираться рано утром, когда увидели ограждение и специальную команду плотников, возводящих помост. Публичные объявления о предстоящей казни в королевстве вывешивались редко, обычно такого рода новости люди передавали друг другу, позвонив по мобильному телефону или скинув эсэмэску.

В течение нескольких часов огромные толпы людей стекались к автомобильной парковке. Проезжавший мимо со своим отцом двенадцатилетний парнишка, лучший друг Сарацина, узнал, что означают все эти приготовления. Была пятница, которая у мусульман традиционно является днем отдыха, и повсюду были такие пробки, что ребенку потребовался целый час, чтобы добраться домой. Он тут же схватил велосипед и проехал восемь миль, чтобы рассказать другу об увиденном.

Опасаясь самого худшего, но ничего не сказав матери и сестрам, Сарацин сел на свой мопед, посадил на него друга, и они направились в сторону Корниша – дороги-набережной, идущей вдоль Красного моря к деловой части Джидды.

Как только море предстало взору мальчиков, в главной мечети закончилась молитва. Сотни людей покинули храм и присоединились к толпе зрителей на автостоянке. В свете яркого летнего дня мужчины, облаченные в ослепительно-белые дишдаша[4], составляли резкий контраст с женщинами, стоявшими кучками в своих черных абайя[5]и чадрах. Цветовые пятна в эту картину вносили только маленькие дети в джинсах и рубашках.