Читать книгу "Финское солнце - Ильдар Абузяров"

Субти поспешил на другую сторону путей, задавая себе новый вопрос. Если второй трамвай ходил против часовой стрелки, а его отменили, значит ли это, что время в Нижнем Хуторе уже никогда не пойдет вспять? И какие еще последствия эта выходка Мерве будет иметь для Нижнего Хутора?

2

Маршрут номер два был, как уже сказано, кольцевым, но недавно мэр решил его упразднить. Якобы потому, что из-за трамвая в центре возникали пробки и работники Хаппоненов не могли вовремя добраться до своих офисов. А значит, производительность труда сильно падала.

Конечно, мэр Нижнего Хутора Мерви, решая проблему пробок, мог бы с тем же успехом отменить маршрут номер один. Но этого ему не простили бы любители старины из кружка, возглавляемого историком Кюэстти. Все же «единичка» почиталась исторической гордостью горожан, ибо Нижний Хутор был первым городом России, где пошел электрический трамвай. Трамвайное движение было открыто здесь аж в 1886 году. Некоторые историки в своих изысканиях дошли до того, что называли маршрут номер один самым старым трамвайным маршрутом в мире. Или, на худой конец, вторым.

«Тогда бы его назвали трамвай номер два», – резонно возражал на Первом и Втором всемирном историческом соборе трамваеведов историк Кюэстти.

«Его не назвали вторым, потому что лучше быть первым на деревне, чем вторым в мире», – вполне обоснованно отвечали ему светила науки в лице профессора Эмпи и профессорши Гранде.

«Вы уж определитесь поскорее – первый или второй», – нервничал мэр Мерви, который был почетным председателем форума трамваеведов.

Дай волю мэру, он убрал бы оба маршрута. И проголосовал бы за третий вариант. На своих прессухах мэр с пересохшим после вечерних попоек горлом заводил любимую монотонную песню о монорельсе и метро бусах. Мол, неплохо было бы убрать мешающие трамваи и построить метрополитены верхние, нижние и средние. Чтобы набраться опыта в организации городского транспортного движения, Мерве повадился ездить на курорты Франции и Чехии и не раз побывал даже в бразильском городе Куритибе.

Да-да. Пока горожане мучились в переполненных трамваях, мэр летал по миру, набирался опыта, останавливался в лучших отелях, а на конференциях в лучших ресторанах со знанием дела рассуждал о метроходах и метролетах.

3

Кондуктор Пелле ничего не знала о том, что первый маршрут – гордость города и горожан. Она, естественно, считала салон трамвая своей вотчиной и распоряжалась там, как в личном подсобном хозяйстве.

– Пройдите в глубь салона! – кричала она на Пертти. – Воздух везде одинаковый.

– Не загораживайте проход лыжами, – требовала она у Яли Иккаренена, – и не суйте всем в рот и в глаза свои лыжные палки! Они не инвалидное удостоверение и не трость, они вам жизнь не облегчат.

– Чего здесь столпились, как бараны у ворот? – расталкивала она могучими локтями сельских жителей Сеппно и Унто. – Людям же выйти надо!

– А ты что развалился в кресле, как старый дед?! – орет она, подлетев к Топпи.

Топпи притворяется спящим. Секунду назад он приоткрыл глаза и увидел тучную женщину пенсионного возраста, которая, ни минуты не сомневаясь, направилась к нему и стала тыкать в нос зажатым в огромном кулаке удостоверением, а потом показывать надпись на стекле: «Места для пассажиров с детьми, беременных женщин и инвалидов».

Но Топпи не видит, что написано у него за спиной. Он не умеет читать затылком. К тому же у Топпи вновь закрыты глаза. Он делает вид, что сон его неодолим, но это ему не помогает.

– Не видишь, женщине плохо?! – угрозно нависает Пелле над Топпи.

В страхе Топпи вскакивает и освобождает место для тетки, которая вовсе не собиралась садиться, потому что должна была выйти на предыдущей остановке.

Женщину, которой нужно срочно выйти и которой плохо оттого, что она забыла слово «остановка», зовут Лямпи.

– Ужас, ужас! Хватит, хватит! – закрыв глаза и зажав уши, визжит Лямпи на Пелле.

А та, загородив проход, толкает ее на освободившееся место.

4

Голос у Пелле тоже зычный и поставлен не хуже, чем у театральной актрисы Акте. Монет в сумке столько, сколько у цыганки на переднике. А ведет она себя порой, как цыганка, определяющая судьбу: может насиженного местечка лишить, а может и вовсе на улицу выставить.

– Глазки мне тут не строй, билет давай оплачивай! – требует она у Нийло, засмотревшегося на ее толстые капроновые колготки. Причем с такой интонацией, будто тот кот блудливый или пес шелудивый.

– Не тронь кнопку вызова, не видишь – она сломана, – шипит она на Пшикко. – Водитель и без тебя знает, где надо остановить. Кнопочников развелось…

Через шею и плечи Пелле перекинута кожаная портупея, она же сумка. Порой Пелле больше походит не на цыганку, а на комиссара с маузером.

– Ваш партийный билетик, товарищ? – спрашивает она у Паасо так грозно, будто он изобличенный враг народа.

– Пожалуйста. – Тот протягивает билет с таким невинным видом, будто хочет сбросить или открыть все карты. – Вот, я уже покупал.

– Я что должна вас всех в лицо помнить?! – огрызается Пелле. – Вас вон сколько катается, а я тут одна тружусь.

– А это кто у меня тут притаился? – тычет она локтем в спину Осмо, отчего тот даже кашлять начинает. – И не чихайте тут на других. Мне ампул, чтобы прививки от гриппа делать, никто не выдает.

– Вы просто прелестны в своем амплуа, – посылает ей комплимент дамский угодник Нийло.

– Мерси, – Кондукторша тут же становится ласковой. – Вот если бы все были такими понимающими!

– Вы бесподобны и божественны, – уточняет Нийло.

– Мерси, мерси! – Пелле делает что-то вроде реверанса.

Пелле и впрямь неподражаема. Она кого угодно заговорит и застращает. Захочет – загипнотизирует и без штанов оставит. А захочет – помилует и, может, даже кастрировать не станет. Вот она уже направляется к старику Юххо, чтобы встряхнуть пригревшиеся старческие косточки.

– Дедушка, не спать! А то так всю молодость проспите! – визжит она прямо в ухо старику.

– Это же Юххо, – вступается за деда Ойли, когда Пелле уже готова ухватить того за плечо. – Все знают, что у него инвалидное удостоверение.

– Ну и что? Пусть он пенсионер и инвалид, но это не дает ему права кататься тут с утра до ночи, не показывая удостоверения.

– Но зачем вы так кричите? Он же все равно вас не слышит, – не уступает Ойли.

– А ты, значит, тут самая умная, да?! – грозно вопрошает Пелле.

– Да уж поумнее некоторых! – не тушуется бравая Ойли.

Диалог неуступчивой Ойли и напористой Пелле может перерасти в серьезный конфликт, а то и инцидент с травмой, но тут трамвай вдруг резко тормозит, и всех пассажиров сбивает в тесную кучу на передней площадке.