Читать книгу "Сказки старой Англии - Редьярд Киплинг"

Что за ветра сгубили

Лилии прежних лет.

Радостно и уверенно

В мире цветет она,

Знать не зная, что ей отмерена

Лишь неделя одна.

Так милосердное Время

Жалует нам с тобой

Не знаний тяжкое бремя,

А только порыв слепой.

И мы, не веря в забвение,

Твердим и в краю теней,

Что наши деянья и наши творения

В мире всего прочней.

Перевод М. Бородицкой

В тот раз Дан что-то не доучил по-латыни, и его не пустили гулять, поэтому Уна отправилась в Дальнюю Рощу одна. На западной опушке этой рощи в дупле древнего бука хранилась большая катапульта Дана со свинцовыми зарядами, которую смастерил для него старик Хобден. Они называли это место Волатеррами – в честь крепости, упоминаемой в «Песнях Древнего Рима»:

От грозных башен Волатерр,

Что некогда воздвиг

Какой-то древний великан

Для доблестных владык…

Они были этими «доблестными владыками»; а с тех пор, как Хобден навалил кучу хвороста между деревьями, превратив гребень холма в настоящую твердыню, он сделался для них тем самым «древним великаном».

Уна проскользнула сквозь потайной лаз в ограде и встала над обрывом, приняв самый доблестный вид, какой только могла. Сверху ей был виден Волшебный Холм и все изгибы реки, вьющейся между лугами и посадками хмеля – от самого Веллингфордского леса до домика Хобдена возле кузницы. Юго-западный ветер (на вершине Волатерр всегда ветрено) дул со стороны лысого холма, на котором стояла Чериклекская ветряная мельница.

Шум деревьев и гул ветра в ушах всегда волнуют, наполняют душу тревогой: вот почему, когда стоишь на Волатеррах, строки из баллад сами слетают с губ, смешиваясь с голосами ветра и леса.

Уна достала из тайника катапульту Дана – по правде говоря, это была просто-напросто рогатка – и приготовилась достойно встретить войска Ларса Порсены, крадущиеся там внизу, вдоль реки, сквозь серебристые, трепещущие заросли ив. Шумный вихрь с протяжным воем промчался по долине, и в тон ему Уна продекламировала навзрыд:

До самой Остии Астур

Опустошил страну.

Пал осажденный Юникул.

Его бойцы в плену.

Но шквал, не долетев до леса, неожиданно прянул в сторону и, мощно тряхнув одинокий дуб на Глисоновом лугу, упал и превратился в легкий ветерок, от которого верхушки трав затрепетали и пошли гибким, волнистым изгибом, как хвост у кошки, изготовившейся к прыжку.

Добро пожаловать, герой,

К своим полям родным!

Чего ты ждешь? Перед тобой

Открытый путь на Рим.

Она подняла катапульту и выстрелила прямо в затаившуюся тишину зарослей, где трусливо прятался ветер. Какое-то резкое мычание отозвалось в кустах боярышника.

– Ах, леший меня раздери! – вскричала Уна (это выражение она подцепила у Дана). – Кажется, я подшибла Глисонову корову!

– Ну, держись, размалеванный коротышка! – прогремел внезапно голос из-за кустов. – Я тебе покажу, как метать камни в своих господ!

Уна опасливо поглядела вниз и увидела шагающего по склону молодого воина в сверкающих бронзовых доспехах. Всего восхитительнее был шлем – с высоким желтым гребнем и конским хвостом, развевающимся на ветру. Уна слышала даже шорох конского волоса, трущегося о блестящие оплечья воина.

– И с чего это Фавн решил, будто Юркий Народ совсем переменился? – пробормотал он, подозрительно озираясь. И тут его взгляд упал на русую головку Уны.

– Эй, – крикнул он, – ты не видала тут маленького раскрашенного стрелка с пращой?

– Не-а, – протянула Уна. – Но если вы видели пульку…

– Видел?! – возмутился воин. – Да она просвистела на волосок от моего уха!

– В общем, это я выстрелила… Простите, пожалуйста. Я не знала.

– Неужели Фавн не сказал тебе, что я приду? – удивился он.

– Если вы говорите о Паке, то нет. Я подумала, что это соседская корова. Я не знала, что это вы… А кто вы такой?

Юноша расхохотался, обнажив два ряда великолепных зубов. Он был смугл и темноглаз, с черными густыми бровями, сросшимися над переносицей.

– Меня зовут Парнезием. Я центурион Седьмой когорты Тридцатого легиона, Ульпийского Победоносного. Так это ты стреляла?

– Ну да. Из Дановой катапульты, – призналась она.

– Катапульты? – оживился воин. – Я неплохо разбираюсь в катапультах. Покажи-ка!

Он перепрыгнул через изгородь, загремев своими доспехами, щитом и копьем, и быстро вскарабкался на вершину Волатерр.

– Так-так… Праща на деревянной рогульке. Понятно, – молвил он и потянул за резинку. – Что за искусный демон изготовил эту дивно растягивающуюся кожу?

– Это резинка. Вы вкладываете заряд в петлю, потом натягиваете посильнее…

Парнезий натянул резинку и отпустил, ушибив себе при этом большой палец.

– Каждому свое, – произнес он серьезно, возвращая рогатку. – Я лучше управляюсь с тяжелыми катапультами. Забавная игрушка, но не по мне, волчий хвост! Ты волков боишься?

– В наших местах они не водятся, – заметила Уна.

– Не говори! Волки, как и Крылатые Шапки, всегда появляются неожиданно! Разве тут не охотятся на волков?

– Нет, – отвечала Уна. – Мы не охотимся ни на кого. Наоборот, мы охраняем фазанов. Знаете фазанов?

– Да вроде знаю, – ухмыльнулся воин и вдруг закричал по-фазаньи, да так похоже, что какой-то фазан тотчас откликнулся ему из леса.

– Пером пестры, а глупее кур! Точь-в-точь как римляне!

– Но ведь вы сами римлянин?

– И да и нет. Я один из тех тысяч и тысяч римлян, что никогда в жизни не видели Рима. Моя семья много поколений подряд прожила на острове Вектис. Знаешь этот остров? Его можно увидеть отсюда в хорошую погоду, если смотреть на запад.

– Наверное, это остров Уайт, – предположила Уна. – Он виден с Большого холма в очень ясную погоду.

– Вполне возможно. Наша вилла расположена на самом южном берегу острова, возле Сыпучих Утесов. Бо́льшая часть дома построена триста лет назад, но коровник, должно быть, еще лет на сто старше. Что-то вроде этого – ведь наш предок получил землю от самого Агриколы. Местечко недурное. Весной фиалки покрывают землю пышным ковром до самого моря. Сколько раз я бродил там со своей старой няней, собирая морские водоросли для себя и фиалки для матери.

– А ваша няня – она тоже была римлянкой?

– Нет, нумидийкой, да вознаградят ее боги! Добрая, милая коричневая толстуха с языком, что коровий погремок. Она была свободной. А скажи-ка мне, между прочим: ты-то сама свободная?