Читать книгу "Не верь, не бойся, отпусти! - Марина Крамер"

— Вполне. Не очень вызывающе, но красиво, — одобрила я. — В общем, старайся ничего особенно не конкретизировать — побольше улыбайся, слушай, делай заинтересованное лицо. О себе — по минимуму.

Вяземская презрительно фыркнула:

— Прямо инструктаж в кабинете ФСБ!

— Много ты об этом знаешь!

— Достаточно. Бабушка рассказывала.

Да, как-то ускользнул от меня тот факт, что бабушка подруги в свое время вынуждена была столкнуться с сотрудниками тогда еще КГБ… Но дело давнее.

— В общем, Ань, я на тебя надеюсь. И не загуливайся слишком долго, хорошо?

— Но мы же в Москву поедем. Пока туда, пока оттуда…

— Смотри, чтобы он тебя провожать не увязался.

— Не беспокойся. Скажу, что отец строгий, — захохотала она.

— Актуально в твои тридцать с гаком.

— Ой, не хами! Может, у нас в семье такой патриархат!

Я промолчала. Версия со строгим отцом мне не нравилась, но ничего другого выдумать с ходу мы не смогли, а демонстрировать место жительства совершенно не хотелось — Карибидис был вхож в этот дом, а потому сразу задаст кучу неудобных вопросов.

Проводив Аннушку, я какое-то время слонялась без дела по дому, заглядывая во все углы. Особенно меня интересовал кабинет Потемкина, но все ящики в нем оказались заперты. Странно, конечно, — человек умер, бумаги явно давно разобраны, что секретного может обнаружиться в столе и шкафах? И кто именно запер здесь все — Настя или таинственный адвокат? Поддавшись порыву, я нашла телефон и позвонила вдове. Та обрадовалась, услышав мой голос:

— Варя, привет! Ну, как дела, как устроилась?

— Отлично устроилась. Райское место.

— Я рада, что тебе нравится. Все-таки там и воздух лучше, и спокойно. В доме все в порядке?

— Да, все хорошо. Ты не волнуйся, горничная у меня тут своя, так что сдадим тебе потом жилье в полном порядке, — пообещала я.

— Я об этом не волнуюсь. Скажи, ты с Юрой не разговаривала?

— Нет. А нужно?

— Мне бы хотелось знать, как его здоровье.

— Я могу позвонить ему завтра и узнать. Настя, а кабинет твоего мужа после его смерти кто-то осматривал? — осторожно спросила я.

Потемкина задумалась.

— Мне кажется, при нас — нет. А вот когда меня дома не было… даже не знаю.

У меня нехорошо шевельнулось что-то внутри — это что же, в дом может явиться некто с ключами? И что я тогда буду говорить и делать? Отличный сюрприз.

— Ты не говорила, что у кого-то еще есть доступ в ваш дом.

— Что ты, ключей нет ни у кого, это точно. Но ведь чтобы попасть внутрь, ключи не особенно нужны…

Еще не легче!

— Настя, это довольно серьезно. Я должна знать, к чему готовиться. Не хочу быть застигнутой врасплох.

— Варь, ты просто на ночь сигнализацию на первом этаже включай, вот и все. Я постоянно так делала, когда одна осталась, — посоветовала хозяйка, но мне как-то не стало спокойнее.

— Меньше всего на свете я мечтаю лишиться в твоем особняке головы, — пробормотала я. — Проходной двор какой-то.

— Ну, камеры наблюдения включи, они во всех помещениях есть, пульт управления в кабинете как раз.

— Не заметила я там ничего.

— Справа от входной двери есть выключатель. Так вот, на него нажми, панель на стене отодвинется, там компьютер. Код двадцать три шестнадцать, — сказала Анастасия. — Только не забывай закрывать, об этом знаю только я. Ну, еще Игорь знал, конечно… — понизив голос, добавила она.

Мне стало нехорошо — получалось, что Потемкин подозревал кого-то, а потому оснастил весь дом видеотехникой и никому, кроме жены, об этом не сказал. Совсем отлично… Я живу в доме, полном привидений и тайн, да еще и Аннушку сюда притащила.

— Спасибо за совет, — пробормотала я. — Тебе ничего не нужно?

— Нет. У нас все есть, — как обычно, с досадой отозвалась Настя.

Я, в принципе, понимала, как сильно тяготит ее необходимость жить в чужом доме, быть отрезанной от мира и пользоваться благосклонностью почти незнакомого человека. Но она должна была отдавать себе отчет в том, что это вынужденная мера, без которой ей просто не выжить. И дочь не спасти.

Мы попрощались, и я почти вприпрыжку направилась в кабинет, нашарила справа от двери выключатель, замаскированный под декоративный узор, и нажала на него. Стенная панель уехала в сторону, и я обнаружила вмонтированный в нишу монитор и миниатюрную клавиатуру. Набрав код, я включила его и принялась просматривать последние записи. Они оказались полугодичной давности, сделанные как раз в тот момент, когда над Анастасией начали сгущаться тучи. Ничего интересного… И вдруг на экране монитора мелькнул мужчина в темной куртке и натянутом на голову капюшоне. Я даже вздрогнула от неожиданности. Мужчина неторопливо обходил комнаты, поднимался по лестнице, и все это время лицо его было спрятано от камер — как будто он о них знал. Ну, не может же быть, чтобы ни разу случайно не взглянуть куда-то и не попасть лицом в объектив! Я напряженно следила за его передвижениями и едва не плакала от досады — зацепиться не за что, обычный мужик, руки в карманах, ничего не трогает, просто ходит и смотрит. Но что-то странное есть в походке… как будто он старается ее изменить, и ему сложно постоянно контролировать свое тело, чтобы оно не вошло в привычный ритм. Зачем? Если не знает о камерах, то это глупо. Зато если знает… то кто он? И какого черта ему надо в этом доме? Но слишком уж уверенно он передвигается, не теряется — явно бывал здесь раньше. Как же я устала от этих загадок… Ненавижу!

Последний раз человек мелькнул на январских записях, как раз после новогодних праздников — выходило, что камеры запрограммированы, о чем Настя либо умолчала, либо не знала сама — в это время в доме уже никто не жил. И на сей раз мужчина потрошил тумбочки в спальне — в одной из которых я нашла письмо с предложением о продаже акций «Снежинки». Судя по дате, я успела раньше, и возможно, именно письмо и было целью этого человека. Вот он резким жестом закрывает тумбочку, распрямляется — во всех движениях сквозят злость и досада. Скорее всего, я права… И кстати — а уж не наш ли неуловимый Анвальт это? Ориентируется в доме, не озирается, ходит уверенно, пусть и пытается изменить походку. Но он явно тут бывал, и не раз. И — никаких зацепок…

Так ни разу не повернувшись в камеру лицом, незнакомец на пленке толкнул входную дверь и пропал. Дальше снова шли пустые записи, и больше ничего интересного не случилось. Записи обрывались на первом апреля — видимо, программа закончилась этим числом либо был сбой. Запрограммировать я, конечно, не сумею, но буду включать всякий раз, как соберусь покинуть пределы дома — вдруг что.

Закрыв стенную панель, я вышла из кабинета, чувствуя себя совсем паршиво. В доме что-то происходит, это ясно, но что? Когда нас нет, здесь находятся горничная и повар, может, расспросить их? Особенно горничную — она, в конце концов, сюда затем и приставлена, чтобы следить.