Читать книгу "Кто проспал начало войны? - Олег Козинкин"

Маршал И.Х. Баграмян и сообщает, что было в той майской Директиве наркома С.К. Тимошенко:

«В первом эшелоне, как и предусматривалось планом, готовились к развертыванию стрелковые корпуса, а во втором — механизированные (по одному на каждую из четырех армий). Стрелковые соединения (первый эшелон) должны были во что бы то ни стало остановить агрессора на линии приграничных укреплений, а прорвавшиеся его силы уничтожить решительными массированными ударами механизированных корпусов (второго эшелона и резерва) и авиации. В дополнение к плану прикрытия директива наркома требовала от командования округа спешно подготовить в 30–35 километрах от границы тыловой оборонительный рубеж, на который вывести пять стрелковых и четыре механизированных корпуса, составлявшие второй эшелон войск округа. Все эти перемещения войск должны были начаться по особому приказу наркома…»

«Особый приказ наркома» на «перемещения войск» поступил в западные округа 15 июня 1941 года (это было воскресенье). Однако в те дни еще оставалась надежда сдвинуть дату нападения на более поздний срок или даже «отменить» ее. Именно с этой целью нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов пытался добиться личной встречи с Гитлером. Параллельно по линии разведки проводились последние проверки сроков нападения. После облета границы 18 июня стало ясно, что немецкие войска готовы к удару, нападения следует ждать со дня на день, и 22 июня стало реальной датой. Именно после этого вечером 18 июня и дается шифровка-телеграмма Генштаба в западные округа о приведении в полную боевую готовность всех частей этих округов и сообщается предельно вероятная дата нападения — 22 июня 1941 года. Дату нападения в телеграмме сообщили тем, что установили срок исполнения указаний — в телеграмме ГШ от 18 июня срок исполнения стоял к полуночи 21 июня (об этом чуть позже).

После получения этой шифровки 19–20 июня у командования западных округов еще оставалось время на то, чтобы ускорить марши стрелковых частей второго эшелона, поднять оставшиеся части второго эшелона (мехкорпуса) и части резервов и ускорить и их выдвижение на рубежи, им предназначенные. Однако в реальности этого не произошло (точнее это было сделано частично только в Прибалтике и еще одном округе, но об этом подробнее — чуть позже). Видимо, военное руководство округов было уверено, что только в Польше и во Франции вермахт использовал тактику стремительных прорывов, блицкриг, а в России немцы будут тратить недели, чтобы пройти 30–60 км от границы, пока механизированные части не прибудут к месту боев… (И по замыслу нашего командования стрелковые части первого эшелона, стоящие непосредственно на границе, и должны были обеспечить частям второго эшелона возможность выйти на свои рубежи…) Впрочем, похоже, что так «думали» за вермахт только Кирпонос и Павлов, командующие КОВО и ЗапОВО. Тот же Рокоссовский в своих воспоминаниях пишет:

«..Даже по тем скудным материалам, которые мне удавалось получить из различных источников, можно было сделать некоторые выводы из действий немецких войск в Польше и во Франции. Немцы заимствовали некоторые положения теории глубокого боя. В наступательных операциях ведущую роль они отводили танковым, моторизованным соединениям и бомбардировочной авиации; сосредоточивали все силы в один кулак, чтобы разгромить противника в короткие сроки; наносили удары мощными клиньями, ведя наступление высокими темпами по сходящимся направлениям. Особое значение они придавали внезапности…»

Рокоссовский пишет также, что еще во время его службы в Приморье и Забайкалье в 1921–1935 годах, в приграничных округах «…имелся четко разработанный план прикрытия и развертывания главных сил; он менялся в соответствии с переменами в общей обстановке на данном театре. В Киевском Особом военном округе этого, на мой взгляд, недоставало…»

А это уже из тех воспоминаний К.К. Рокоссовского, что были вырезаны при первом издании его книги «Солдатский долг» в 1969 году:

«…Служба в Красной Армии, в войсках, располагавшихся в приграничных районах, многому меня научила. Во всяком случае, имел полное представление обо всех мероприятиях, проводимых в войсках, в задачу которых входило обеспечение (прикрытие) развертывания главных сил на случай войны. Боевая готовность этих войск всегда определялась не днями, а часами…

…Довольно внимательно изучая характер действий немецких войск в операциях в Польше и во Франции, я не мог разобраться, каков план действий наших войск в данной обстановке на случай нападения немцев…»

Обратите внимание, как интеллигентно Константин Константинович указывает, что, по его мнению, в Киевском Особом военном округе отсутствует План прикрытия госграницы! Или же этот план есть, но он о нем почему-то ничего не знает…

Но тогда получается, что командир 9-го механизированного корпуса резерва КОВО генерал-майор К.К. Рокоссовский вообще не ставился командованием Киевского округа в известность о начавшемся выдвижении частей первого и второго эшелонов, и даже о том, что его корпус должен начать некие приготовления или выдвижение в район сосредоточения корпуса после 18 июня?!

Не упоминает Рокоссовский и о майской Директиве Генерального штаба, о которой Баграмян пишет как о том самом варианте «Плана прикрытия». Но генерал-майор, командир мехкорпуса приграничного округа, просто обязан был знать содержание майской Директивы Генштаба, что расписывает действия округа в случае нападения. По крайней мере — «в части, его касающейся».

Получается, что командование Киевского округа не довело до сведения Рокоссовского, — командира 9-го механизированного корпуса, начальника Новоград-Волынского гарнизона, — ни майскую Директиву Москвы, ни окружной «План прикрытия», отработанный на ее основе, ни приказ из Москвы от 15 июня?! Как командира части резерва, под командованием которого находится две танковые и одна механизированная дивизии, его обязаны были поставить в известность 15 июня, когда началось выдвижение к границе стрелковых частей второго эшелона! Это же не простые маневры, проводимые по воле командующего округом, это была команда из Москвы, и дело шло к войне! Но этого вообще нет в воспоминаниях маршала…

Читая дальше воспоминания Баграмяна и дойдя до событий 18 июня, когда в округа пошли телеграммы о приведении частей этих округов в боевую готовность, видно, что Баграмян либо об этой телеграмме тоже «ничего не знает», либо лукавит. Ведь его «воспоминания» писались уже после издания «официально утвержденной» версии начала войны от Г.К. Жукова, по которым войска западных округов приводились в полную боевую готовность только в ночь на 22 июня, а до того никаких команд из Генштаба и Наркомата обороны не поступало. Однако об одной телеграмме из Генштаба Баграмян сообщает:

«..В то же утро (19 июня) из Москвы поступила телеграмма Г.К. Жукова о том, что Народный комиссар обороны приказал создать фронтовое управление и к 22 июня перебросить его в Тарнополь. Предписывалось сохранить это «в строжайшей тайне, о чем предупредить личный состав штаба округа».

…По нашим расчетам, все фронтовое управление перевезти автотранспортом было не только трудно, но и слишком заметно. Поэтому было решено использовать и железную дорогу. Командующий округам приказал железнодорожный эшелон отправить из Киева вечером 20 июня, а основную штабную автоколонну — в первой половине следующего дня.