Читать книгу "Рыбка в солнечной воде - Ирина Алпатова"

– Мое приданое.

– Страшненький какой, так и хочется поцеловать. Ты давай иди под душ, а я чайник поставлю и его феном посушу, а то еще простудится. Да и тебя с таким приданым никто не возьмет.

Лера промолчала и, точно сомнамбула, направилась в ванную.

Полчаса спустя Валерия Гришина, красная как рак, сидела, укутавшись в халат своего заклятого врага и пила, можно сказать, из его рук чай. Маленькая комнатка, где они устроились, своим хаосом напоминала миниатюрную городскую свалку: коробки и пакеты, горы журналов, горы из обрезков тканей, какие-то альбомы и выкройки… Прежде чем они сели чаевничать, Коробкина решительным движением рук раздвинула в стороны одну из куч, и было ясно, что она проделывает это постоянно.

– У тебя тут хорошо, – в конце концов сказала Лера и была абсолютно честной. Все части этого беспорядка как-то гармонировали друг с другом, и комната всем своим видом словно говорила: «Смотри, как тут интересно и здорово!»

– Я твою одежду в сушилку засунула, – сообщила Коробкина, усаживаясь поудобней. – И заяц твой ничего, приходит в себя.

А потом в комнате стало совершенно тихо – хозяйка и гостья смотрели друг на друга, будто увиделись в первый раз.

– Я должна перед тобой извиниться, – почти прошептала Лера и снова замолчала. Наверное, нужно было что-то еще сказать, объяснить, но слова застревали в горле.

– Ничего, проехали, – как ни в чем не бывало ответила Коробкина и на секунду задумалась. – А хочешь водки? Я бы выпила.

– А у тебя есть?! – обретя голос, изумилась Лера.

– У папы есть, в холодильнике. Мы у него займем. – И Коробкина отправилась занимать водку. Она вернулась с едва начатой бутылкой и маленькими пузатенькими рюмками, затем принесла тарелку с бутербродами и все это ловко расставила на крошечном свободном пространстве стола. Они молча чокнулись, выпили, одинаково выпучили глаза и открыли рты.

– Ужас…

– Кошмар просто…

– Закусывай скорее. А теперь сразу еще по одной, чтобы эффект был.

– Только не по полной…

Еще через полчаса Валерия Гришина рассказала гадюке Коробкиной свою историю. А Коробкина ей свою.

– Ты не думай, что я из зависти, – говорила порозовевшая и переставшая напоминать моль Коробкина, – но Дима тебя тогда вычислил. Конечно, потом влюбился, а сначала просто вычислил. У нас тесно – родители, бабушка. Мои-то его приняли, но кто они? Простые служащие, а Диме размах нужен, высший уровень…

– Да ведь он ничего еще не знал, – великодушно заступилась за мужа Лера. Странно, но она действительно не испытывала в этот момент никакой душевной боли. То есть вообще ничего не испытывала. Наверное, потому, что внутри нее была только водка.

– А тебя тогда на дорогой машине твои подвезли, мы с ним случайно увидели. Он прицепился, кто да что, все выяснял да расспрашивал. Короче, справки наводил, только я потом поняла зачем. И знаешь… – Света поправила неверной рукой упавшую прядь волос, – мне тебя не жалко было. Я думала – обыкновенная избалованная сучка. Пусть он ее использует, пусть! Вон она, с жиру бесится, квартиру снимает специально, чтобы с любовниками встречаться.

– Я знаю, мне Мика рассказывала. – Лера произнесла это имя по старой привычке. Была у нее такая подруга.

– Ну да, так она же это про тебя всем и рассказывает!

У Леры дрогнула рука, и она чуть не опрокинула на салфетку пустую рюмку.

– Не расстраивайся, – велела Коробкина, – это банальная зависть. А раз она тебе завидует, значит, есть чему. И пакостила тебе она, только ты бы ни за что мне не поверила. А уж костюм-то свой порезала… я сразу поняла – это она так шифруется. Вот только с мужиком девушка опять же промахнулась, впрок ей это не пойдет. Ой, я совсем пьяная…

– К черту Мальцеву! Света… я все сказать хочу, ты не обижайся, но в «Рыбке» костюмы… короче, такие и резать не жалко. Не нравятся они мне, – и Лера скорчила рожицу. Впервые за последние дни. Света зашлась икающим смехом.

– Знаешь, мне тоже. Но решает Алена, я лишь исполняю ее замысел. Вот стану работать самостоятельно… – и Коробкина мечтательно вздохнула.

– Свет, а давай я тебя накрашу…

Коробкина от неожиданности часто-часто захлопала белыми ресницами, потом решительно выкрикнула:

– А давай! – и уже знакомым широким жестом освободила место на столе. Именно на него Лера и вытряхнула содержимое свой сумки. Руки у нее, как выяснилось, слегка дрожали, и голова у Светы тоже чуть-чуть тряслась, но в общем и целом все получилось очень неплохо. Даже хорошо получилось.

– Лера, слушай меня! Ты станешь звездой, а я буду тебя одевать! Буду твоей, нет, твоим кутю…рье, вот. Договорились?

Накрашенная Коробкина выглядела просто потрясающе, и даже то обстоятельство, что голубые, а не бесцветные глаза были подведены не совсем одинаково, только добавило ей пикантности.

– Заметано! Теперь всегда красься, тебе оч-чень идет.

– Ага, заметано!

В конце концов Лера переоделась в собственную одежду, снова посадила в сумку взъерошенного Алика и влезла в мокрые туфли. Про них они со Светой совершенно забыли. Не сговариваясь, они неловко качнулись навстречу друг другу и коротко обнялись. Бывшая бледная моль Коробкина оказалась у дылды Гришиной как раз где-то под мышкой.

Потом Лера стала очень осторожно спускаться по лестнице.

Дверь открыла Галочка, точнее приоткрыла чуть-чуть, чтобы перекинуться парой слов, и только.

– Ой, Лера, а мы вас не ждали! – Очередная «маленькая хозяйка большого дома» залилась кирпичным румянцем, но не посторонилась.

– Увы! Но я пришла и хочу войти, – решительность переполняла Леру, поэтому она пошла на штурм.

– Deus ex machina![1]– откуда-то из глубины квартиры пророкотал папулин голос.

Итак, папа изъяснялся на латыни, стало быть, был не вполне трезв и настроен по отношению к дочери скептически. Но Лера переживать не собиралась. Не в этот раз.

– Да, это я! – бодро крикнула она, нахально просочившись мимо Галочки, и стряхнула с ног туфли.

– Ой, Лера, да вы, кажется, пьяны… – Галочка в ужасе поднесла ко рту руку с коротко остриженными широкими ногтями. «Ой, Лера, да у вас рога и хвост»… примерно так это звучало, но Лере и на это было наплевать.

– Привет, папа. – Дочь была уже в комнате.

Папуля величественно восседал в кресле: спина прямая, красивые породистые руки покоятся на подлокотниках, ноги укутаны в плед – патриарх в кругу семьи. Несколько лет назад отец попал в автомобильную аварию и хотя, по словам врачей, отделался лишь легким испугом, в нем что-то словно надломилось. Папуля объявил себя «никому не нужным калекой» и упорно не желал выходить из образа невинной жертвы рока. Он ушел из театра, но с удовольствием лицедействовал перед своими студентами. Лера догадывалась, что пан Валевский боится старости, возрастных ролей и вздохов публики: «Ах, каким он был в молодости…».