Читать книгу "Женские тайны - Дориен Келли"

— О каких деньгах идет речь? — спросила мать, сжав губы.

— Ты же знаешь… Деньги, которые ты использовала на оплату обучения Катрин и Джоша. — Дана упорно продолжала, несмотря на каменное лицо матери: — Я помню, папа говорил, что мне не надо беспокоиться о колледже, потому что бабушка позаботилась об этом. Когда я поступала учиться, мы были стеснены в средствах, но, может быть, сейчас…

— Ты хотя бы имеешь представление, сколько стоит медицинская школа?

— Нет.

— Или год обучения в Оксфорде? — Элеонор покачала головой. — Разумеется, нет, потому что тебе не хватает ни ума, ни честолюбия, чтобы преуспеть, как брат и сестра. Деньги твоей бабки давно закончились, но, даже если б у меня на счету был миллион, я бы не дала тебе ни гроша.

— Она оставила их и мне тоже. Отец говорил.

Лицо Элеонор сделалось еще суровее.

— Твой отец много чего говорил. После того горя и позора, которые я пережила из-за твоего поведения, ты ни на что не имеешь права.

— Почему ты так поступаешь? — Вопрос вырвался невольно, ибо Дана и раньше слышала эти речи.

— С чего ты предпочитаешь начать? Со школьных лет, когда мне приходилось краснеть от стыда, слыша перешептывания других матерей о твоем развратном поведении, или когда ты прокрадывалась домой под утро, а то и не приходила вообще? Или желаешь обсудить текущие события: как ты вознамерилась разрушить жизнь Кэла Бруэра? И не смотри на меня так, я знаю, чем вы занимались возле реки.

Дана была ошеломлена и встревожена не на шутку. Если уж ее мать слышала о Кэле, значит, сплетни расползлись далеко. Элеонор состояла в элитарном Уэстшор-Кантри — клубе, члены которого считали себя сливками местного общества. Обычно они были озабочены лишь проблемами отдыхающих, горожане их внимания не заслуживали.

— Мы с Кэлом друзья, — возразила она.

— Если бы ты была ему другом, то оставила бы его в покое. У него еще есть шанс чего-то добиться.

— Ладно, давай на этом остановимся. — Дана решила поставить точку. — Забудь, что я просила тебя о помощи, я, должно быть, совсем сошла с ума. Справлюсь сама.

Тем же вечером в начале одиннадцатого Дана ехала к домику Кэла. Ночной воздух был сырым и тяжелым от непрерывного дождя. Дана петляла по темной проселочной дороге и вспоминала разговор с матерью.

Она считала, что готова к отказу, но ошиблась. Потерять последнюю надежду нелегко и болезненно.

Она всегда, с самого детства, знала, что мать ее ни во что не ставит. Было, конечно, больно и обидно, но отец любил ее безоговорочно, поощряя найти свою звезду и стремиться к ней.

После его смерти Дана оказалась предоставленной самой себе и потеряла опору. Она старалась привлечь к себе хоть малую толику внимания матери, но та замечала лишь плохое. Отчасти Дана могла понять ее, однако нестерпимо сознавать, что Элеонор Дивайн хочет, чтобы она потерпела неудачу.

В доме Кэла горел свет, и ей стало легче… Как-то теплее, что ли.

Она вышла из машины. Кэл уже ждал ее. Он обнял Дану, потом приподнял ей подбородок и заглянул в глаза.

— Ты в порядке?

Она кивнула и высвободилась из его объятий.

— Давай я разуюсь, а то перепачкаю весь пол.

— Я не волнуюсь за свой пол. — Он взял у нее куртку и повесил на вешалку. — А вот за тебя наоборот.

Она сняла сапоги, и он настойчиво всунул ей в руки кружку.

— Горячий шоколад поможет расслабиться, — пояснил Кэл в ответ на ее вопросительный взгляд. — А теперь идем посидим у огня.

Она устроилась рядом с Кэлом, сделала глоток и вздохнула.

— Чудесно.

— Спасибо. Тяжелый день? — Вопрос прозвучал почти по-семейному и говорил о той эмоциональной близости, о которой Дана очень мало знала и очень боялась узнать. На глаза ее набежали слезы.

— Как обычно, — ответила она почти таким же непринужденным тоном.

— Что-то я в этом сомневаюсь.

Она боялась сказать что-нибудь еще, потому что тогда плотину прорвет, и все хлынет наружу: осознание, что она недостойна материнской любви, страх, что она влюбляется в Кэла, и ужас оттого, что все, чего она упорно добивалась, к чему стремилась, рушится.

— Нет, ничего, просто я… я…

Слезы потекли из глаз, и их было уже не остановить.

Кэл взял у нее кружку и поставил на журнальный столик, потом ласково и бережно обнял Дану.

— Все будет хорошо… что бы это ни было, — сказал он.

В колыбели его объятий легко в это поверить. Когда слезы иссякли. Дана заговорила…

Кэл смотрел на Дану, свернувшуюся калачиком рядом с ним на диване. Ему хотелось узнать ее прошлое, и он узнал. Знание причиняло почти физическую боль.

Он воспринимал любовь своей семьи как данность. Правда, они с Митчем не всегда сходились во мнениях, а Хэлли беспокоилась, что он становится неким бесчувственным чурбаном, но, как бы там ни было, они были семьей. Дана же, имея сестру, брата и мать, была страшно одинока. До сих пор.

Теперь у нее есть он, готова она признать это или нет.

Не считая той встречи с Макни, никто из посторонних еще не видел его с Даной. Кэл полагал, что существует два образа жизни: в тени, как предпочитали Ричард Макни и его прихлебатели, и открыто, на виду. Выйдя на свет, Кэл вполне может потерять место начальника полиции, зато сохранит самоуважение. Если повезет, он также завоюет любовь Даны Дивайн. А это стоит любых жертв.

Дана проснулась, как от толчка. Около полуночи Кэл привез ее домой. А сейчас… сколько же сейчас? Она прищурилась, вглядываясь в цифры будильника. Ага, около половины второго.

Что-то разбудило ее. Она полежала тихо, прислушиваясь, но ничего не услышала. Через несколько напряженных мгновений Дана убедила себя, что ей все показалось, и расслабилась. Едва она закрыла глаза, это раздалось вновь… женский смех, отдаленный, призрачный.

— Привидений не бывает, — прошептала она.

Смех повторился. Дана нахмурилась, откинула одеяло, встала и на цыпочках направилась к лестнице. Дверь внизу была чуть приоткрыта, сквозь щель виднелся свет.

— Мистика, — пробормотала она. Вандервурт всегда в это время уже спит. Заинтригованная, она сошла вниз и распахнула дверь. Женский смех раздался вновь.

Она узнала голос.

В гостиной танцевали Оливия Хокинз и Лен Вандервурт. Отсутствие музыки их, похоже, нисколько не смущало. Лен смотрел на Оливию так, словно она была самым удивительным, самым драгоценным подарком.

Как же Дана тосковала по такой любви!

Но ее мать права, она Кэлу не пара. Она не та женщина, с кем не стыдно появиться на людях. На глазах выступили слезы.

Вот так свободно и открыто любить — недосягаемый рай.