Читать книгу "Хозяин ее судьбы, или Если свадьба состоится - Екатерина Гринева"

– Нет, – меланхолично сказала я. – Хотя полковник… не такой. Границ совести он не переступит.

– Совести? – протяжно повторила Тата. – Есть, есть вещи, ради которых люди пойдут на все. А благополучие и здоровье близких людей относятся к таким вещам. Разве ты думаешь иначе?

– Пожалуй, нет, – согласилась я. – Ты права.

Виктор Петрович встретил нас не очень-то любезно, что меня крайне удивило. Обычно я привыкла к тому, что полковник – настоящий образец старомодной галантности, можно сказать, рыцарского поведения, которое давно уже сегодня не в чести. Иногда даже ручку даме поцелует, пусть мимолетно, губами едва-едва прикоснется. А все равно – приятно. На этот раз – никакого целования, никакого неизменно приветливого – «проходите и располагайтесь». Напротив: он сухо кивнул мне – и все. В былое время я бы голову поломала над такой внезапной сменой поведения, но в этот раз у меня были совершенно другие задачи, и поэтому я ограничилась лишь ответным: «Добрый день» – и замолчала. Полковника я не видела три месяца, пролетевшие для меня, как один час. Конечно, я ожидала, что перемены будут, но что они станут такими разительными – нет. Полковник как-то весь осунулся, постарел, под глазами залегли тени…

После смерти жены, Нины Петровны, как рассказывала мне Вера Васильевна, полковник целый год ходил удрученным, хмурым и сердитым, как будто был обижен на покойницу, что вот она взяла и так внезапно его покинула, без предупреждения и без согласия с его стороны. Впрочем, я читала, что в старости смерть партнера переживается особенно сильно, потому что возместить утрату уже не получится. Нет времени. В молодости и зрелости запас времени еще большой, есть шанс найти нового человека. А в старости – увы!

Но, погоревав с год, полковник нашел некую отраду и отдушину в своих сотках. Они стали для него настоящим спасением от отчаяния. Он стал регулярно покупать журнал «Наш сад», оформил участок – в соответствии, как он выражался, с последними тенденциями ландшафтного дизайна – и даже посадил весьма редкие в наших широтах растения.

И вот мы с Татой стояли у калитки и смотрели на участок, главным украшением которого был пруд.

Пусть он был маленьким, и все дизайнерские ухищрения сводились к нескольким ступенькам, маскировавшим перепад уровня воды на участке, и к самодельному заборчику из обломков кирпича и обструганных бревнышек, но земля была очищена, трава подстригалась неукоснительно, участок выглядел ухоженным и уютным. Перед домом красовалась большая клумба, где цветы росли начиная с ранней весны. Особенно полковник любил астры различных цветов и оттенков. Когда мы ездили сюда с Костей, всегда любовались клумбами Виктора Петровича.

– Как дела? – кивнул полковник, но потом, видимо, устыдился неуместности своего вопроса и кашлянул: – Как жизнь в целом, хотел я спросить, – и замолчал.

Я смотрела на него во все глаза.

«Эх, Петрович! – захотела сказать я ему. – Как ты можешь мне такие вопросы задавать?! Уж ты-то ли не знаешь, что семья – самое главное. И если ее нет, то и жизнь не в жизнь. Как ты после ухода своего Андрюшки горевал, с лица весь спал, Вера Васильевна мне говорила. Да и после ухода Нины тосковал-кручинился. А теперь ты меня спрашиваешь про жизнь?! Хреновая у меня жизнь! И не жизнь это, вообще, а так – существование без цели и смысла».

– Ладно. – Тата слегка толкнула меня в спину. – Мы хотели с вами поговорить. Здесь пообщаемся или зайдем на веранду? Подальше от чужих глаз и ушей.

– Лучше в беседку, – встрепенулся полковник. – Она у меня в конце участка стоит. Никого там нет. Место почти безлюдное. Рядом соседи, но они только на выходные приезжают. Так что давайте туда. Может быть, чаю… Кофе я не признаю. Да и сердце не позволяет.

– Чай, – сказала Тата. – Мне – зеленый.

– Не держу. Черный, с добавками, могу предложить. С мятой, с листьями смородины…

– С мятой. Ты тоже будешь с мятой?

– Что? – встрепенулась я. – Ах да! Тоже.

Мы прошли в дальний угол участка, миновав скульптуру русалки «под мрамор», и оказались в небольшой беседке, которую полковник сколотил собственными руками.

– Вот. Прошу, – пригласил он нас. – Сейчас чай принесу. Одну минуту. Вы пока располагайтесь.

Через пятнадцать минут полковник принес чашки, блюдца, электрический чайник (сокрушенно заметив, что, если бы мы предупредили его заранее или заглянули вечером, он бы непременно поставил самоварчик) и вазочку со свежим клубничным вареньем. Отпив по паре глотков чая, мы с Татой посмотрели друг на друга. О чем говорить с ним, мы не знали. Точнее, знали, но как начать разговор – предполагали с трудом. Молчание затягивалось. Наконец, я кашлянула (под строгим взором Таты) и приступила:

– Виктор Петрович! Как вы помните, Руся три месяца назад пропала. Никаких следов. Словно она испарилась, – я замолчала.

Полковник наклонил голову набок, как бы говоря этим: помню, и еще этим жестом он как бы выразил мне сочувствие.

– Так вот… – Я поставила чашку с душистым чаем на деревянный круглый стол, сделанный все тем же рукодельным дачником. – Я хотела спросить: может быть, вы что-то вспомните, произошедшее в тот день или накануне?.. Или за неделю до этого. Что-то, показавшееся вам странным или непонятным? Все имеет значение!

– Вроде бы я все тогда полиции рассказал, – после недолгой паузы сказал Виктор Петрович. – Что здесь может быть нового-то?

– Да-а… я понимаю… – Я упала духом и подумала, что Тата зря затеяла все это. Я ее с самого начала предупреждала, но она не слушала меня. Все – зря! Что можно узнать спустя столько времени…

Но тут в наш разговор встряла Тата:

– Э… Василий Петрович, вы понимаете…

– Виктор Петрович.

– Виктор Петрович! Как правило, какие-то детали люди начинают вспоминать не сразу, а спустя какое-то время. Вот вы… Мужчина крепкий, память у вас хорошая. А тогда пришли сотрудники полиции и напугали всех. Вы могли что-либо и не припомнить…

– Напугать? Меня?! – полковник произнес эти слова с расстановкой. – Вряд ли! На память не жалуюсь.

– Что было три месяца тому назад? Это же были длинные майские праздники.

– Ага! – кивнул полковник. – Да. Помню. Ясно, – он кашлянул в кулак. – У меня записи есть. Я посмотрю сейчас…

Мы с Татой переглянулись. Это была неслыханная удача!

– Я записи вел, для себя. Ну, там, нечто вроде краткого дневника… на календарных листиках.

– И у вас все это сохранилось? – спросила Тата.

– Да. Я же говорю: сейчас принесу. Минуту!

Когда мы остались вдвоем, Тата крепко сжала мою руку:

– Вот видишь, все получается!

Я молча пожала плечами.

Вернувшийся полковник держал в руке пачку листиков из отрывного календаря. Он сосредоточенно разбирал листы, складывая их в стопку. Там были какие-то кулинарные рецепты – полковник увлекался консервированием; записи времени показа телепередач, посвященных садоводству и огородничеству; записи о неотложных делах. Наконец, он крякнул и нахмурился. Мы поняли, что он нашел нужный листок. Из него следовало, что он, Виктор Петрович, был дома. Внизу имелась приписка: «Пропала Маруся Зубатова». И стояли три восклицательных знака… На следующих листках был описан визит полицейских. Я сидела, опустив голову. Внезапно из моих глаз покатились слезы. Виктор Петрович мотнул головой.