Читать книгу "Пионовый фонарь - Санътютэй Энте"

Иидзима усмехнулся.

— На что же ты годишься, — если не можешь проткнуть человека ржавой пикой? Если у тебя рука мастера, ты самой ржавой, самой тупой пикой пробьешь железную доску толщиной в палец… Так стоит ли точить? Тем более что ненавистного тебе человека лучше всего убивать именно ржавой пикой. Ему больнее, а тебе приятнее…

— Ваша правда! — проговорил Коскэ, пошел и повесил пику на место, а Иидзима вернулся в свои покои.

Вечером явился Гэндзиро, и было устроено пиршество. О-Куни распевала нагаута[33], подыгрывая себе на сямисэне не то «Весенний дождик», не то еще что-то. Сидели до часа Крысы, по-нынешнему до полуночи, а затем отошли ко сну. Постель для Гэндзиро устроили в гостиной, завесив сеткой от комаров, что же касается О-Куни, то она поднялась в спальню на втором этаже. Когда в доме ночевали гости, она всегда ложилась на втором этаже, так было удобно для Гэндзиро, если бы ему вздумалось забраться к ней. Потянулись ночные часы, в доме все стихло. Коскэ, обмотав лицо полотенцем до самых глаз, затянутый плоским оби по синему переднику, с пикой под мышкой, тихонько выбрался во двор, раздвинул в двух местах щиты коридора, спрятался в клумбе и, засунув пику под полу, стал ждать. Колокол пробил четвертую стражу. Это был колокол на Мэдзиро, он всегда бил немного раньше времени. С шорохом раздвинулись сёдзи, и кто-то в ночном кимоно, осторожно ступая, появился в коридоре. Коскэ вгляделся, вытянув шею. «Гэндзиро, конечно», — подумал он. В коридоре было темно, лишь слабый свет ночника падал на сёдзи, и различить черты лица человека было невозможно. Но человек этот крался к лестнице на второй этаж, и Коскэ больше не сомневался. Он пропустил его мимо себя и молча, изо всех сил ударил пикой через щель между щитами, целя в бок. Удар пришелся точно. Человек пошатнулся, ухватился правой рукой за древко и, выдернув наконечник из своего тела, отпихнул пику. Толчок опрокинул Коскэ на спину. Не выпуская из руки окровавленное древко, человек, шатаясь и спотыкаясь, спустился во двор и сел на каменную ступеньку.

— Коскэ, — хрипло сказал он, — выходи в сад, Коскэ…

Услышав этот голос, Коскэ ахнул. Перед ним был не Гэндзиро. Он проткнул бок своему господину и благодетелю. Он был так ошеломлен этим, что не мог даже плакать, голова его шла кругом, он только заикался и вскрикивал.

— Пойдем, Коскэ, — проговорил Иидзима.

Он все старался зажать рану рукавом, но кровь хлестала через руку и лилась на землю. Он поднялся и, опираясь на пику, побрел по плитам садовой дорожки к живой изгороди, отделявшей сад от храма Кэнниндзи. Коскэ, у которого от горя и ужаса отнялись ноги, полз за ним на четвереньках. Они остановились у цветочной клумбы.

— Какая ошибка… Какая ошибка!.. — бормотал Коскэ.

— Сними с меня пояс, Коскэ, и перевяжи рану, — приказал Иидзима. — Живее.

Но у Коскэ так тряслись руки, что он ничего не мог делать. Иидзима сам перевязал свою рану, крепко прижал ее левой рукой и без сил опустился на каменные плиты, Коскэ заплакал.

— Что я натворил, господин! Что я натворил! — повторял он.

— Тихо, — сказал Иидзима. — Нельзя допустить, чтобы об этом узнали. Что, хотел проткнуть Миянобэ Гэндзиро, да обознался и проткнул Хэйдзаэмона?

— Страшную беду я натворил, — сказал Коскэ. — Но теперь я вам все расскажу. Служанка О-Куни и ваш сосед Гэндзиро давно уже находятся в преступной связи. В прошлом месяце, ночью, когда вы были на дежурстве, Гэндзиро пробрался в спальню О-Куни… Мне тогда случайно удалось подслушать их разговор… Они решили извести вас, господин, утопить на рыбной ловле, как раз завтра на Накагаве… А потом они хотели обратиться к начальнику хатамото, чтобы сделать Гэндзиро вашим наследником и зажить припеваючи. Слушая все это я не выдержал и невольно застонал от злости. О-Куни увидела меня, я мы с нею стали ругаться, но тут вышел Гэндзиро и показал мне ваше письмо, в котором вы просили его зайти и починить рыболовную снасть… Этим он припер меня к стене, а затем избил обломком лука так, что до сих пор у меня шрам на лбу виден. Я было хотел на следующий же день все открыть вам, но какие у меня были доказательства? Подслушанный разговор? Положение Гэндзиро не сравнить с моим, меня бы просто выгнали из дома. И я все затаил в своем сердце, надеясь только на то, что мне как-нибудь удастся отговорить вас от поездки на Накагаву. Но вы не послушались меня, господин. Мне оставалось только убить прелюбодеев и покончить с собой. Так я думал спасти вас от беды, и вот что из этого получилось!.. Все обернулось против моих намерений. Страшная ошибка! Думал отомстить за своего господина, а вместо этого убил его! Да неужто нет ни богов, ни Будды на свете? Несчастная моя судьба… Простите меня, господин мой!

С этими словами Коскэ упал на колени и склонился перед Иидзимой, уперев руки в каменную плиту. Иидзима, корчась от мучительной боли, проговорил:

— Во мне, недостойном, ты почитал своего господина, и я тебе благодарен. И хотя мы с тобой заклятые враги, смерть от пики в твоих руках является для меня лишь справедливым возмездием. Поистине, нельзя безнаказанно отнять у человека жизнь!..

— Что вы говорите, господин? — испуганно спросил Коскэ. — Разве я враг вам?

— Слушай, — сказал Иидзима. — Помнишь, когда ты только что поступил ко мне, я стал расспрашивать тебя о твоих родных, и ты рассказал, что отец твой, Курокава Кодзо, бывший вассал Коидэ, восемнадцать лет назад погиб жалкой смертью от руки неизвестного перед лавкой оружейника Фудзимураи Симбэя… Ты сказал мне тогда, что живешь мечтой отомстить за своего отца, что ты с детства стремился поступить в услужение к самураю и просишь, чтобы я научил тебя искусству владеть мечом… Ты помнишь это? Признаться, я был удивлен, выслушав тебя. Знай, что человек, зарубивший в пустячной ссоре твоего отца, есть я, Иидзима Хэйдзаэмон!

Ноги у Коскэ подкосились, он сразу весь обмяк и тяжело опустился на землю. Некоторое время он ошеломленно глядел на Иидзиму, бормоча бессмысленные слова. Затем он закричал:

— Почему же вы сразу не сказали мне об этом, господин? Зачем вы так жестоко обошлись со мной?

— Ты не знал, кто убийца твоего родителя, — сказал Иидзима. — Ты был верен своему господину, и ты был предан сыновнему долгу. Я видел все это, и у меня болело сердце, потому что я не знал, как открыться перед тобой и дать тебе отомстить… Ведь ты мой вассал, обнажи ты против меня меч, и тебя обвинили бы в предательском убийстве своего господина… Долго я ломал голову, ища способ дать тебе возможность безнаказанно отомстить за родителя, и вдруг Аикава обратился ко мне с просьбой отдать тебя к нему в наследники. Намерение мое осуществлялось — став самураем, ты мог убить меня. Но давеча я увидел в саду, как ты точишь пику. Я понял, что ты задумал убить гнусных прелюбодеев, О-Куни и Гэндзиро, и счел этот случай подходящим. Да, я устроил так, чтобы ты принял меня за Гэндзиро, чтобы удар пикой достался мне и чтобы ты наконец утешил свое верное сыновнее сердце… Ах, Коскэ, что мне эта боль от удара ржавой пикой по сравнению с той мукой, которую я испытал, когда ты, сложив передо мной руки, умолял научить тебя владеть мечом!.. Возможно, тебе хочется завершить свою месть, но если ты сейчас снимешь с меня голову, тебя обвинят в убийстве господина. Лучше сделай не так. Для успокоения сердца своего срежь у меня с головы пучок волос и, не мешкая, оставь этот дом… Ступай к Аикаве Сингобэю, расскажи ему обо всем и тайно договорись, что делать дальше… Возьми вот этот меч. Это тот самый, который я торговал у Фудзимураи Симбэя… Меч этот работы Тэное Сукэсады, и им я зарубил твоего отца в драке восемнадцать лет назад… Дарю его тебе на память. Возьми еще вот этот сверток, в нем сто золотых и письмо с завещанием… Там сказано о моем имуществе… А если ты будешь лить слезы и не уйдешь отсюда, род Иидзимы лишится званий и владений…[34]не говоря уже о том, что тебя обвинят в моем убийстве… Хорошенько пойми это и уходи!..