Читать книгу "Азовское сидение - Андрей Венков"

Одновременно верные себе московские власти написали султану грамоту, что «казаки взяли Азов воровством, дворянина царского Чирикова держали у себя в великой крепости, никуда не пускали и хотели так же убить». Писалась традиционная формула, что «донские казаки издавна воры, беглые холопы и царского приказания ни в чем не слушают, а рати послать на них нельзя, потому что живут в дальних местах». «И вам бы, брату нашему, на нас досады и нелюбья не держать за то, что казаки посланника вашего убили и Азов взяли: это они сделали без нашего повеления, самовольством, и мы за таких воров никак не стоим, и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех в один час велите побить; мы с вашим султановым величеством в крепкой братской дружбе и любви быть хотим».

Грамоту эту отправили с Мануилом Петровым, православным греком, присланным из Азова Фомой Кантакузиным еще до всех кровавых событий.

Сам султан царю не ответил, а пришла с тем же греком грамота от каймакана Мусы-паши, чиновника, исполняющего обязанности великого визиря во время его отсутствия. Грамота, как писал Сухоруков, была «весьма незначащая и даже без упреков». Тем самым турки демонстрировали презрение к слабому и неверному соседу. На этом до 1640 года сношения с Турцией прекратились.

Станица Потапа Петрова добиралась до низовых городков два месяца. Все это время с Дона вестей не было. Прибыл, правда, 18 ноября Григорий Шатров с 36 казаками, но направляли его атаманы и казаки с Дона 15 недель назад с отбитым в Азове русским полоном в Воронеж. Ничего нового он не знал, а в Москву приехал жалование просить.

Между тем ситуация оставалась тревожной. Багадыр-Гирей, отступая от русских пределов, прислал послов сказать, что набег был по указу султана за то, что донские казаки Азов взяли, а весной будет новый набег сильнее прежнего.

В Москве заволновались. 26 ноября снарядили дворянина Трофима Михнева и отправили его на Дон за вестями. Михнев добирался с большими приключениями, взял в Воронеже проводника и охрану, но на Донце у речки Каменной все равно нарвался на татар, которые, как писал Михнев, «учали нас, холопей твоих, гонять». От татар еле ушли, бросив трех лошадей с вьюками.

Но еще до прибытия Михнева на Дон из Азова в Москву 3 декабря была послана представительная делегация с подробным описанием всех азовских событий.

Глава 4. Казаки в Азове

Взятие Азова и перенос туда столицы не принесли сразу ожидаемых результатов. Город был разрушен, разграблен. Зная, что туркам и татарам в настоящее время не до Азова, донцы расслабились. Побывавший в Азове астраханский татарин рассказывал, что казаки там «живут просто и оплошливо и пьют безпрестани, и караулов де у них по городу и отъезжих застав на которую сторону нет».

После взятия Азова донцы сразу же остались без союзника, так как в сентябре на Украине началось очередное восстание против поляков, и силы запорожцев были отвлечены. Но прежде, чем сразиться с поляками, вольные черкасы под водительством Павлюка захватили и казнили реестровых атаманов и гетмана Кононовича, чем внесли смуту и раскол среди части днепровского казачества.

Сама организация новой жизни в захваченном городе была для казаков, привыкших больше воевать и грабить, делом непривычным. Приходили, правда, осенью в Азов два турецких корабля, выкупили полон (как видим, казаки не всех турок и татар перебили), привезли разный товар и овощи. Казаки турок «отпустили совсем вцеле. И вперед де они для торгу с товары приезжать к ним в Азов хотели».

Так что город в какой-то мере на время сохранил функции торговли людьми. Но, естественно, турки не могли продавать в рабство и покупать с этой целью единоверцев, а казаки вряд ли предполагали торговлю православными. Видимо, в будущем Азову отводилась роль не центра работорговли, а центра по выкупу и обмену пленных.

Ближе к зиме стало хуже. На Филиппов пост взбунтовался атаман запорожцев Матьяш — «хотел было он владеть и жить особно». Но донцы убили его дубьем и кинули тело в Дон. Выделять в Азове особый запорожский квартал они не желали и о перспективах высказывались ясно: «А будет де они вперед похотят владеть собою, и им де Войском молчать не будут, и с ними управятся».

Кроме прочего, донцы заявили, что вынуждены были кормить отбитых русских пленных, которых в Азове якобы отбили две тысячи. Хотя по другим данным донцы отбили в Азове всего 713 пленных, из которых 563 оказались донскими казаками, а остальных — «русских людей» — отправили в русские земли еще с первым посольством.

Как бы там ни было, непривычные к жизни в чужом голодном и разрушенном городе, казаки стали расходиться из Азова по своим городкам и по речкам. И в отписке в Москву донцы писали: «А се, государь, у нас люди самовольные терпеть в городе голоду и всякие нужи не хотят, идут розна по своим юртам и по речкам».

Некоторые (и такие немногие находились) вообще к татарам перебежали и там рассказали, что «у казаков де межи себя была брань за то, что иные де Азов хотят держать, а иные не хотят; посылали де ко государю дважды, и нам де на Москве отказывают, что до Азова дела нет, и казаки де говорят: и нам де каменья те не надобе, стены де нас не накормят, и суда де у них изготовлены, будто хотят покинуть»[20].

Между тем бегущие с Тамани и из Керчи русские пленные предупреждали, что весной надо ждать прихода под Азов турецкого войска. Да донцы и сами понимали, что турки с потерей Азова смириться не могут и при первой возможности попытаются его отобрать.

Видимо, из-за этого у донской верхушки возникли сомнения, смогут ли казаки отстоять весной Азов своими силами, а также мысли — не передать ли город русскому царю?

Насколько искренним было это желание, сказать трудно. Но в отписке от 3 декабря от имени атамана Михаила Татаринова и всего Войска донцы постарались придать взятию Азова характер войны за веру и заявляли довольно патетически, что пошли под Азов «с великой скорби, помня свое крещение и святые божьи церкви», поскольку азовцы, «злохищренные волки», постоянно разоряли на Руси церкви и угоняли полон, а самих казаков ловили в юртах, на речках и в камышах и уводили в рабство. Поэтому донцы де и решили взять Азов «и в нем утвердити по прежнему нашу христианскую веру».

В отписке опять обвиняли Кантакузина в шпионаже, писали в качестве доказательства, что людей, посланных им в Азов с письмами, поймали ниже Азова, поскольку они плыли Доном ночью на колодах и их снесло прямо в казачьи таборы. Еще больше досталось толмачу «Асанке», которого обвинили в колдовстве. Он якобы «сверху по Дону на низ в наши таборы нарядные чары деючи пущал». Между прочим напоминали Москве, что в Крыму русского посла Ивана Бегичева убили вообще ни за что. А Кантакузина на Дону — за дело.

Написали, что весной ждут турецкого нашествия, а город оборонять нечем, порох кончился, припасов нет. Стену, разрушенную подкопом и взрывом, заделали, а другие места чинить средств нет.

И самое главное — если город Азов русскому царю «годен», то пусть царь пришлет о том указ.