Читать книгу "Логопед - Валерий Вотрин"

Цепенюк осторожно поставил стакан на стол.

— Это кто говорит? Это партком говорит? — спросил он таким высоким голосом, что Рожнов от неожиданности чуть не подскочил на стуле.

— Партком, — подтвердил он, оправившись от потрясения.

Цепенюк полез в стол, вытащил оттуда какие-то бумаги.

— Вот акты проверок, — произнес он. Нет, такого голоса Рожнов положительно еще не слышал. — Нас регулярно коллегия проверяет. Вы то есть. Последний раз в июле проверка была. Тех самых девяносто семь человек проверили тоже… обоснованность решения по ним… и пришли к соответствующему выводу.

Рожнов придвинул к себе бумаги — то были какие-то написанные корявым почерком протоколы с многочисленными подписями, — поизучал их, ничего в них не понял, отдал обратно Цепенюку.

— И к какому же выводу они пришли? — спросил он.

— Решения по делам кандидатов вынесены правомерно, — заговорил Цепенюк, словно зачитывая протокол. — Речь всех девяноста семи кандидатов не соответствовала принятым нормам. Кандидаты были приняты на курсы, к ним применены известные речеисправительные методики. Сложность данных методик проявилась в первые же недели курсов. Кандидаты испытывали психологические и физические трудности с выполнением некоторых упражнений. Сказывалась выработанная в домашней и уличной среде долголетняя привычка произносить слова неправильно. Многие кандидаты просто не верили в то, что слово надлежит произносить иначе. Их приходилось переубеждать. Это обычная практика в речеисправительных учреждениях — терпеливо и настоятельно переубеждать, демонстрируя наглядные образцы. Необходимо подчеркнуть, что данные образцы не были должным образом восприняты речевым и мыслительным аппаратом кандидатов, что привело к психологическим срывам, умственным шатаниям, постепенному замыканию в себе. В результате мы были вынуждены признать, что кандидаты психологически не готовы к речевой перековке, им необходим отдых. После обследования кандидаты были направлены на лечение.

Рожнов пораженно смотрел на Цепенюка.

— Что, все девяносто семь человек были направлены на лечение? — выдавил он.

— Было принято решение направить на лечение всех замкнувшихся кандидатов, — произнес Цепенюк в ответ.

— Неужели всех? Но там почти сотня человек!

— В нашей практике встречались и более тяжелые случаи. К примеру, два года назад на лечение был направлены сто пятьдесят один человек. Впоследствии двадцать девять из них успешно прошли курсы.

Эта статистика ошеломила Рожнова.

— И вы считаете, что курсы успешно справляются с поставленной задачей? — воскликнул он.

Цепенюк, не дрогнув, ответил:

— В складывающейся ситуации курсы вполне отвечают поставленным перед ними целям.

— Иван Тарасович, — сказал Рожнов, помолчав, — а вы не думали, что это люди? Более того — кадры, призванные Партией?

Цепенюк победно молчал. Кажется, приведенные им цифры воодушевили его так, что ничьих доводов он был просто не в состоянии воспринимать.

— Гм, — сказал Рожнов, видя это. — Ну что ж. Вы мне покажете владения ваши?

Он поднялся. Цепенюк, не вставая, смотрел на него.

— Осмотреть хотите? — спросил он, словно не понимая Рожнова.

— Осмотреть. Осмотр, — подтвердил Рожнов.

— А комиссия? — спросил Цепенюк. Он не вставал.

Рожнов каким-то образом догадался, в чем дело.

— Я — комиссия, — успокаивающим тоном произнес он.

— А протокол составите? — дознавался Цепенюк.

— Протокол будет составлен надлежащим образом, — внушительно сказал Рожнов.

Цепенюк со вздохом поднялся, полез в шкаф, достал связку ключей.

— Ну, пройдемте, — произнес он.

На что нужны были ему эти ключи, Рожнов потом так и не понял. Дверей, запертых на замок, им не встретилось. Они вышли из кабинета, прошли по коридору, поднялись по лестнице на третий этаж и вошли в другой кабинет, где сидел лысый чернобородый человек в очках и тоже пил чай.

— Алексей Никитич, — обратился к нему Цепенюк, — к нам вот комиссия из коллегии. Найдется у вас минутка?

Бородатый укоризненно посмотрел на Рожнова, со вздохом поднялся, достал из шкафа непременную связку ключей и повел гостей по коридору. В конце его толкнул незапертую дверь, и они оказались в большом зале, разделенном невысокими перегородками на несколько помещений. Там стояли столы, стулья, за столами сидели речеисправители в белых халатах, а перед ними горбились измученные люди в похожих на больничные голубовато-серых робах. Негромкие размеренные звуки носились по залу:

— Р-р-р… Ш-шина, ш-шина… Агррраррий, агррарррий… Л-л-лыжи, л-л-лыжи…

Из нескольких углов слышалось упорное щелканье языком, какое-то цоканье, другие плохо различимые звуки. Кто-то, заикаясь, повторял:

— Ч-человек ест ч-чебурек. Ч-чебурек ч-черствый… Д-доктор, я п-правильно п-произношу?

Бородатый Алексей Никитич, не обращая ни на кого внимания, провел их в дальний угол, где на длинной скамье сидели несколько человек в тех же сероватых робах. Лица у этих людей были примерно того же цвета. Сидели они, полузакрыв глаза, и похоже было, что в этом мире их мало что волнует.

— Вот, — глухо произнес Алексей Никитич, ни к кому особенно не обращаясь, — наши отличники. Показали прекрасные результаты. Скоро будут выписаны, получат дипломы и заступят на должности.

Сидящие не обратили на него никакого внимания. Некоторые едва заметно покачивались, словно медитировали.

— Здравствуйте, товарищи, — бодро обратился к ним Рожнов. — Ну, как успехи?

Его слова возымели действие — несколько человек приоткрыли глаза.

— Ста… ра… ем… ся, — по складам выговорил один, а потом повторил уже одним словом: — Стараемся!

— Хорошо, хорошо, — нарочито бодро произнес Рожнов, замирая от ужаса. Он чувствовал себя так, словно попал в психиатрическую клинику. — Ну, а жалобы есть? Жалобы, предложения?

— Жжжалоб нет, — проговорил другой отличник речеисправительной подготовки. — Предложжжений тожжжже.

— Гм, гм, — сказал Рожнов, топчась на месте. — Вот и чудесно. Правда, товарищи?

Отличники никак не отреагировали, зато стоящие рядом Цепенюк и Алексей Никитич сурово кивнули.

— Щебенка. Вещественный. Общаться. Щиница. Ищи-свищи. Щурок. Щекастый. Щемафор, — монотонно перечислял кто-то за перегородкой.

Рожнову едва не стало дурно. Больше здесь делать было нечего. Он торопливо пошел к выходу. Он просто не мог здесь больше находиться. Сзади поспевали недоумевающие речеисправители. У входа Цепенюк его нагнал, заговорил о чем-то, но Рожнов оборвал его:

— Кадры! Кадры!

Он сам не понимал, что говорит. У него вылетали какие-то слова, какие-то фразы, довольно угрожающие: