Читать книгу "Гражданская самооборона - Сергей Хорунжий"

Им было хорошо вдвоём…

Но всё когда-нибудь заканчивается!

Что-то стало происходить в мире людей, что-то такое, нехорошее. Чему не было объяснения в незатейливой собачей жизни, но от чего нельзя было отмахнуться, как от надоедливых мух.

Пожилой хозяин всё чаще стал тереть левый бок подрагивающей от волнения рукой, глядя в деревянную коробку, в которой чёрно-белые картинки мельтешили с такой скоростью, что смотреть на них было не интересно. Громкие звуки, долетавшие из крикливого ящика расстраивали старика и тот всё чаще глотал какие-то беленькие камешки, похожие по запаху на конфеты. Листки бумаги, которые он приносил из своих походов и подолгу всматривался в закорючки нарисованные на белом фоне, оптимизма тоже ему не добавляли.

Хозяин становился задумчивым и немногословным, всё чаще и чаще повторяя странные слова: «На кого ж я тебя оставлю, дорогой ты мой, тут люди никому не нужны, а собаки, тем более!»

Что это означало? Почему старик тихо грустил сидя у окна?

Одно было хорошо по разумению Фила, ненавистный ящик наконец-то перестал орать и затих бесполезной глыбой под цветной старинной накидкой. Вечера, когда дедушка что-то писал, сидя за большим письменным столом, тоже изменились, вернее не так, изменилась обстановка. Она стала даже уютнее, по крайней мере, свет от ручной лампы, заправленной съедобным жиром, был куда как приятнее, чем светящаяся стекляшка под потолком. И не только по этому, ещё одна причина грела простую собачью душу. Наливая дрожащими руками в светильники вкусную заправку, хозяин, как правило, несколько капель проливал на пол.

Ох, как же это было вкусно!

Слизнуть ароматную жирную влагу с деревянной подстилки, всю, без остатка и потом прислушиваться к довольному урчанию в животе!

Кстати, таких положительных изменений была целая куча…

Многочисленные гости, которых Филимон терпел только потому, что они нравились хозяину, наконец-то перестали надоедать. И пёс недоумевал, почему это старик подолгу глядел на кусок картона с изображениями маленьких человечков, пахнущих точно так же как и он. Тем более что толку от них всё равно никакого не было, только крик да гам. А ещё приходилось постоянно быть на чеку и опасаться за свои лапы и хвост, на которые эти чертенята то и дело норовили наступить. Тем не менее, дедушка, тихо вздыхал, время от времени, смахивая солёную воду, сочившуюся из его поблёкших от долгой и непростой жизни глаз.

А Филу наоборот нравилось.

Чаще стали бывать на воздухе. Носить воду, которой было много в недалёких прудах. Убирать мусор из дому, так как раньше он исчезал куда-то за дверями, от которых пахло отхожим местом, а теперь приходилось самим таскать тяжёлые вёдра на улицу.

Правда, с едой стало туговато, зато народу на улицах заметно поубавилось.

И люди стали какие-то все нервные: ругались, кричали, бегали друг за другом. Хорошо хоть обходили их стороной. Ещё бы, клыки, которые хозяин называл почему-то «ятаганами» враз охлаждали пыл, стоило кавказюле чуть вздёрнуть верхнюю губу. Самых последних посетителей, они особенно часто бывали в доме и пользовались неприкосновенностью, так как имели особый статус «свои!», дедушка принимал с особым радушием. Хоть и выглядели они как-то странно, и говорили тихо и печально, называя его потихоньку «бедолагой!». Даже их пришлось успокаивать негромким, но внушительным рёвом, как ни пытались они уговорить дедушку, что-то ему объясняя и складывая его вещи в коробки. Но старик, побледневший и разом осунувшийся так, словно все жизненные соки покинули его, решительно отказался от всего и, подозвав к себе своего верного друга, проводил гостей до порога.

«Вот мы и одни с тобой остались, малыш! — негромкие слова навсегда врезались в память. — Нет наших внучеков, никого нет! А я так надеялся, так ждал!!! Думал, забыли про меня, бросили…» Он что-то ещё долго бормотал про паскудную несправедливость, которая забирает молодых, оставляя никчёмную жизнь тем, кому коптить осталось всего ничего! Но Фил не понимал о чём хрипит, захлёбываясь слезами его любимый дедушка, не знал, как и чем помочь дорогому человеку.

А тот, потрепав «верную морду» сделал напоследок просто царский подарок: вывалил в миску неприкосновенный запас, целых две банки тушёнки и щедро полил какой-то жидкостью, которую ему оставили недавние визитёры в пластиковом контейнере. «Мне теперь уж ни к чему! Может тебе пригодится этот бальзам, Филька!» и побрёл в свою конуру, место, откуда он в последнее время подолгу не выходил, лёжа на высокой и многослойной подстилке, смешно называемой кроватью.

Утром, почуяв недоброе, могучий пёс одним ударом вынес хлипкую дверь и застыл на пороге…

Накануне, поужинав от пуза, он вырубился, не чуя вокруг ничего. Знаменитый собачий сон, вполглаза, когда слышится любой шорох, в эту ночь оставил его. Почему так случилось?

Что произошло?

Может, всему виной было вкусное мясо, приправленное необычным пряным соусом.

Кто знает?

Тем не менее, за то время пока он валялся в прострации, повизгивая от необычных ощущений, его хозяин умер…

Ушёл из жизни, окаменев сухим заострившимся лицом и ничего нельзя уже было исправить! Ничто не могло помочь: ни протяжный многочасовой вой, когда всё живое в ужасе огибало скорбное место, не решаясь попасть на глаза тоскующему зверю, ни горячая признательность. Фил долго лизал холодные неподвижные руки в надежде, что они оживут как прежде и он опять услышит спокойный чуть хрипловатый голос хозяина: «Ну что, малыш, пошли гулять?»

С годами его признательность к людям не проходила…

Он и сейчас заскочил посмотреть на то, что осталось от дедушки, отдавая дань уважения тому, кого любил по сей день. Кстати, его клан никогда не пробовал человечины — это было табу, в отличие от многих других стай обитавших поблизости. Рыжие огромные псы, сыновья и внуки Филимона, никогда не пытались перечить вожаку, даже если с пропитанием было совсем худо. При встрече с двуногими, которые не проявляли агрессии, им разрешалось только одно — уйти с дороги. И лишь убийцам соплеменников не было спуска, их выслеживали и безжалостно умерщвляли. Впрочем, таких в Царицынских трущобах оставалось всё меньше. Немногочисленные поселения таяли на глазах. Люди перебирались в более безопасные места или бесследно исчезали под натиском враждебных тварей.

Вот и сейчас рыжий пёс почуял недоброе присутствие. Та ночь, когда он потерял хозяина, изменила не только его жизнь, но и саму сущность. Постепенно увеличившись в размерах почти втрое, он изменился и внутренне: обоняние, зрение, клыки и мышцы, приобрели необычайную силу и выносливость. Тяжёлые раны, полученные в схватках, заживали в считанные дни, годы летели мимо не оставляя заметного следа на его шкуре. Только бесценный опыт накапливался у него в крутой лобастой башке, спасая от многих ловушек, выводя из бесчисленных передряг его самого и близких ему сородичей. Даже мысли своей стаи он слышал на расстоянии, отдавая команды, обмениваясь впечатлениями. Но как ни хороши были собаки — всё вокруг тоже менялось с непостижимой скоростью и, к сожалению, не в лучшую сторону.