Читать книгу "Президент Линкольн. Охотник на вампиров - Сет Грэм-Смит"

* * *

На следующий день Эйб купил на Дофин-стрит дневник в черном кожаном переплете. Первой записью — всего из двенадцати слов — стало признание важнейшей истины. Линкольн поверил бумаге одну из самых ценных своих мыслей:

25 июня 1828 г.

Покуда на нашей стране лежит клеймо рабства, проклятие вампиров не оставит ее.

Часть II

Охотник на вампиров

Глава 5

Нью-Салем

Молодой человек может добиться успеха в жизни только путем постоянного самосовершенствования, не допуская даже мысли о том, что кто-то желает ему помешать.

Линкольн, из письма к Уильяму Херндону

10 июля 1848 г.

I

Эйб дрожал.

Стояла морозная февральская ночь. Он битых два часа дожидался, пока мужчина оденется. Авраам прохаживался взад и вперед… взад и вперед по утрамбованному снегу и раз за разом кидал взгляд через площадь на недостроенное здание суда. Он также посматривал на второй этаж салуна через дорогу: там, за занавеской, в окошке у шлюхи, все еще горел свет. Авраам вспоминал о тех неделях, когда он, сбросив рубашку, в невыносимую жару ходил по Миссисипи. «От такой жары можно было расплавиться». Он думал о тех утренних минутах, когда сидел в тени и колол дрова; о днях, когда купался в прохладной заводи. От всех этих воспоминаний его отделяли три года и двести миль. Сегодня вечером, в свой двадцать второй день рождения, Эйб замерзал на пустых улицах Калхуна,[18]штат Иллинойс.

Томас Линкольн наконец решил покинуть Индиану. Он регулярно получал известия от Джона Хэнкса (двоюродного брата матери Эйба), в которых тот рассказывал о нетронутых богатствах Иллинойса. Джон писал об «обильных и плодородных прериях». О «свободной земле, которую не придется расчищать». О «дешевизне и отсутствии камней». Большего и не требовалось, чтобы Томас оставил Индиану и позабыл связанные с ней горькие воспоминания.

В марте 1830 года Линкольны сложили пожитки в три повозки (каждую предстояло тянуть упряжке быков) и навсегда покинули Литл-Пиджин-Крик. Целых пятнадцать дней продолжался их утомительный путь: они увязали на грязных дорогах, переходили вброд ледяные реки, пока «наконец не достигли округа Мейкон и не остановились к западу от Декейтера», в самом центре Иллинойса. Эйбу был двадцать один год. С тех пор как юноша стал свидетелем бойни рабов в Новом Орлеане, минуло два года. Все это время Авраам продолжал отдавать отцу деньги, заработанные тяжким трудом. Теперь он наконец имел право начать самостоятельную жизнь. Однако, несмотря на страстное желание так и поступить, Эйб задержался с семьей еще на год, помог отцу возвести дом, а родным — обустроиться на новом месте.

Но сегодня Аврааму исполнилось двадцать два. И, дай бог, он последний раз справлял день рождения под отцовским кровом.

[Мой сводный брат] Джон предложил поехать верхом в Калхун и отпраздновать там. Поначалу я и слышать не хотел об этой затее — я не привык поднимать вокруг своего дня рождения шум. Как обычно, брат продолжал упрашивать, пока я не уступил. Свои намерения он изложил по пути к городу. Насколько помню, план сводился к тому, чтобы «напиться в стельку и заплатить за общество приятной особы». Джон знал какой-то салун на Шестой улице. Не помню, как называлось заведение, не уверен, было ли у него вообще название. Помню только, что на втором этаже мужчина мог за скромную плату удовлетворить свои потребности. Несмотря на устремленее [sic] Джона, могу сказать, что в этом отношении моя совесть чиста.

Пусть Линкольн и устоял перед искушением познакомиться поближе с надушенными дамами из салуна, виски он пил, не ограничивая себя. Они с Джоном подшучивали над отцом, сестрами и друг над другом. Праздник удался на славу: «благотворен для души, прекрасный способ провести день рождения». Настойчивые просьбы Джона снова себя оправдали. Ближе к концу вечера, пока сводный брат вовсю заигрывал с пышнотелой брюнеткой по имени Мисси («как Миссисипи, душечка, только вдвое глубже и чертовски горячая»), Эйб заметил, как в салун зашел человек среднего роста, одетый «слишком легко для столь холодной ночи».

Я не заметил на его лице красноты, окрасившей лица остальных посетителей, которые спешили к свету и теплу салуна. Его дыхание не образовывало пара в прохладном воздухе. Я рассматривал бледного мужчину лет тридцати или менее. Его кудрявые каштановые волосы уже тронула седина — будто солнце и ветер высветлили доски. Он подошел прямо к бармену (было ясно, что они знакомы) и что-то ему прошептал, после чего низкорослый человек в фартуке поспешил вверх по лестнице. Передо мной стоял вампир. Точно! Черт бы побрал этот виски. Но как узнать наверняка?

Тут Эйба осенило.

Мой голос звучал еле слышно: «Видишь вон того типа у бара? — спросил я Джона, занятого дамским ушком. — На редкость отвратная физиономия, правда?» Джон понятия не имел, что у него за лицо, но от души расхохотался (в таком он пребывал состоянии). Едва я договорил, бледный джентльмен обернулся и посмотрел прямо на меня. Я улыбнулся ему в ответ и приветственно поднял бокал. Ни одно другое существо не сумело бы расслышать оскорбление в таком гвалте, да еще на таком расстоянии. Ошибки быть не могло! Но не бросаться же на него прямо сейчас. Не здесь. Тут слишком много свидетелей. Я ухмыльнулся, вообразив, как меня силой выволакивают из салуна и обвиняют в убийстве. Что я сказал бы в свое оправдание? Что моя жертва — скорее всего, вампир? К тому же плащ вместе с оружием остался на улице в седельной сумке. Нет, так не пойдет. Должен быть другой способ.

Бармен возвратился с тремя женщинами и выстроил их рядком перед вампиром.

Тот выбрал двух и последовал за ними вверх по лестнице. Бармен объявил о скором закрытии.

Разум Эйба был затуманен спиртным, но вскоре его озарила «благословенная дельная мысль». Авраам понимал, что брат не отпустит его в одиночку блуждать по улицам, поэтому сказал Джону, что передумал и «уговорился» провести ночь с дамой.

Джон с самого начала надеялся (и, кажется, весьма пылко), что так и случится, поэтому не мешкая уговорился и сам. Мы пожелали друг другу доброй ночи, а бармен тем временем задул лампы и запер бутылки. Я подождал, пока брат со своей спутницей скроется в комнате, и только затем сам поднялся наверх. Мне открылся узкий коридор, тускло освещенный масляной лампой и оклеенный красно-розовыми обоями с замысловатым узором. По обеим сторонам тянулись закрытые двери. В конце коридора я разглядел еще одну. Судя по форме здания, она вела на черную лестницу. Я медленно пошел вперед, прислушиваясь и пытаясь угадать, в какой комнате скрывается мой вампир. Слева смеялись. Справа сквернословили. Доносились звуки, описать которые у меня не хватит слов. Некоторое время ничто не привлекало мое внимание, но в конце коридора, с правой стороны, я услышал-таки то, чего ждал: в комнате разговаривали две женщины. Я оставил Джона наслаждаться горячими объятиями незнакомки, развернулся, вышел на холод и надел длинный плащ. Скорее всего, вампир закончит свое дело до рассвета и уйдет. Тут-то я и буду его поджидать.