Читать книгу "Снежная соната - Кэтрин Полански"

Наливая воду в вазу, она попыталась привести мысли в порядок. Валентин пришел — зачем? Неужели тот поцелуй в парке что-то для него значил и все общение что-то значит? Нет, не стоит себя обманывать. Он ведь вполне ясно выразился. Ей не стоит ни на что рассчитывать, она и не будет.

Но… может быть, просто стоит воспользоваться шансом и быть с ним? Один раз?

От таких мыслей Сильвия похолодела и едва не уронила вазу.

В гостиной Валентин с любопытством рассматривал фотографии, которые Сильвия вновь развесила по стенам.

— Твоя бабушка, похоже, была выдающейся женщиной.

— Да. Я хотела бы стать похожей на нее. — Сильвия поставила вазу в центре стола. — Бабушка — недостижимый идеал.

— Вполне достижимый. У тебя вся жизнь впереди.

— Конечно, — согласилась Сильвия без особого энтузиазма.

— Ты слишком низко себя ценишь.

— А ты слишком много говоришь, Валентин.

Он повернулся к ней от фотографий — лицо удивленное, глаза непонятные.

— Ты считаешь, что мне надо говорить поменьше?

— Что касается меня и моей жизни — да.

— Ты действительно не хотела больше со мной видеться?

— Да. Нет. В смысле, я хотела бы. Только…

— Что — только? — Он подошел и снова встал совсем близко, и у Сильвии закружилась голова. — Ты сама-то понимаешь, чего хочешь?

— Н-нет, — выдавила она с запинкой, не сводя взгляда с его губ.

— А мне кажется, что ты лукавишь.

Не дав ей больше произнести ни слова, Валентин нежно взял Сильвию за подбородок и приник к ее губам.

Это оказалось гораздо лучше, чем в первый раз. Гораздо увереннее. Проникновеннее. Сильвия сама не поняла, как ее руки оказались на шее Валентина и почему звучит музыка, но потом сообразила, что музыка играет в ней самой. Удивительное ощущение, почти на грани невозможного.

Оказывается, когда он прикасается к ней, звучит музыка.

И невозможного нет.

Сильвия полностью отдалась на волю ощущений — невероятных, необычных, испытываемых в первый раз. Образ Арнольда окончательно померк в сознании: никакого сравнения с Валентином! Это было просто совсем другое. Из иного мира, иной реальности.

Он прикасался к ней так, будто она была хрупкой драгоценностью, которую никак нельзя уронить. Кончики его пальцев пробегали по ее коже, и Сильвии казалось, что за ними должны оставаться светящиеся дорожки. Мир вокруг стремительно вращался, и Сильвия понимала, что теперь он навсегда переменится. Всего лишь поцелуй, — всего один! — меняющий все.

И вдруг Валентин поцеловал Сильвию еще настойчивее, так, что во всем теле вспыхнуло неконтролируемое желание. Его руки словно обрели силу, стало жарко и очень хорошо. Сильвия глубоко вздохнула, пытаясь справиться с наваждением, и попробовала отстраниться.

— Валентин…!

— Что?

— Нам нельзя…

— Почему?

— Но…

— Возражения не принимаются.

И Сильвия поняла, что не хочет больше ему возражать.

Потом она пожалеет. Сейчас же сказка очутилась рядом, и мама, говорившая, что волшебства в жизни не бывает, оказалась не права.

Прикосновения Валентина говорили о том, что ему нужна сейчас только она, Сильвия. И, наконец поверив в это, она подалась вперед, отвечая на поцелуи с настойчивостью и наслаждением. Это было сильнее всего, что она испытывала ранее, нечто невероятное. Сильвия и не подозревала, что так может быть с мужчиной. Всего лишь поцелуй, но какой поцелуй! Кожа горела, глаза оставались плотно закрытыми, и все равно Сильвии казалось, что сейчас она обретает целый мир, и даже больше.

Валентин дарил ей всю вселенную.

Сильвия не помнила, как так вдруг оказалось, что на ней больше ничего не надето. Она смутно припоминала, как расстегивала пуговицы рубашки Валентина, не веря себе, не слишком хорошо понимая, что это происходит здесь и сейчас. Она даже не успела застесняться, потому что Валентин не давал ей ни секунды, чтобы задуматься об этом. Он шептал ей нежные слова, и Сильвия верила каждому — как тут не поверишь? И наконец вселенная раскрыла объятия и обняла Сильвию, и это было самое прекрасное, что с ней случалось в жизни.

Оказалось, что они лежат на диване под пледом, и тут Сильвия опомнилась и начала в этот плед закутываться.

— Что ты делаешь? — лениво спросил Валентин. Он лежал, закинув руки за голову, и всем своим видом выражал полнейшее довольство жизнью.

— Я… мне…

— Ты меня стесняешься? — удивился он.

— Немного.

— Даже сейчас? — Он протянул руку, отдернул плед и провел ладонью по обнаженной груди Сильвии.

— Сейчас особенно! — Сильвия отвоевала плед обратно.

— Глупо. Я уже видел тебя со всех сторон, как и ты меня. — И добавил с энтузиазмом: — Этот факт меня очень вдохновляет!

— На что?

— На продолжение.

— Валентин…

Он нахмурился.

— Если ты сейчас скажешь какую-нибудь глупость вроде того, что это была ошибка и сейчас мы расстанемся навсегда, то не трудись. Я и слушать не стану.

— Зачем я тебе нужна? — непроизвольно вырвалось у Сильвии.

— Что за дурацкий вопрос?

— Вполне нормальный. — Волна обиды на судьбу поднималась со дна души. — Я не похожа на блестящую девушку из высшего общества, среди которых ты привык вращаться. И у тебя, кажется, есть кто-то. Ее зовут Кэрол.

Валентин некоторое время непонимающе смотрел на Сильвию, а потом расхохотался. Он смеялся так заразительно, что у Сильвии непроизвольно дрогнули уголки губ, однако она усилием воли сдержалась. Ведь для нее в сложившейся ситуации нет ничего смешного.

— Ты неподражаема! — заявил Валентин, отсмеявшись. — С чего ты взяла, что Кэрол моя возлюбленная?

— Ты… ты говорил с ней по телефону в моем присутствии. Несколько раз. Очень нежно.

— Конечно, я буду говорить с ней нежно! Кэрол — человек, который занимается делами оркестра. Можно сказать, наш агент. Она устраивает гастроли, организует поездки и следит, чтобы все было в порядке. Мы все в ней души не чаем, но это совсем не то, что ты подумала, Сильвия.

Она покраснела, чувствуя себя совсем глупо.

— Я не люблю говорить словами о таких вещах, — продолжил Валентин. — Но неужели тебе не приходит в голову, что я здесь с тобой потому, что ты мне просто нравишься?

Сильвия сразу сникла.

— Нравлюсь…

— Именно. Меня нельзя заставить делать то, что мне не нравится. Если я здесь, то потому, что так хочу. — Он помолчал. — Ну а ты?