Читать книгу "Мертвее не бывает - Чарли Хьюстон"

Ее высота примерно в шесть этажей, сделана она преимущественно из дерева и походит на изрядно потрепанный скелет худосочной пирамиды. А украшает эту башню, высовываясь из каждой трещины, повиснув на каждом гвозде, приклеившись к каждому свободному куску дерева, всякий хлам. Здесь и старые дорожные знаки, сиденья от толчков, гигантская модель воздушного аэробуса, игрушки всевозможных размеров и форм, кухонная раковина, несколько портретов, флаги и по крайней мере одно чучело жирафа. Вот он сидит на башне, угрожающе нависая над всем парком. Фактически он превратился в местную достопримечательность. И все продумано так, чтобы ни один висящий предмет ни дюймом не выходил за границы крохотного участка. Остается только восхищаться этим полоумным.

Будь я на его месте, я бы получше его укрепил, а то вдруг собака Лепроси в самом деле придет по мою душу, так уж было бы где спрятаться.

Всего за несколько минут я добрался до парка. Лепроси нет. Я немного побродил вокруг забора, понюхал воздух и, наконец, перелез через ограду. Здесь темно, и воздух постепенно наполняется душными запахами самого разгара лета: теплый запах кирпичей и сладковатые цветочные ароматы, запахи фруктов, дерьма. Так или иначе, все они играют злую шутку с моим обонянием, и я, принюхавшись повнимательнее, вдруг слышу, как кто-то слабо поскуливает. Я осторожно огибаю небольшой рассадник с кукурузой и прячусь в тени поскрипывающей башни. У стены одного из домов, расположенных неподалеку от парка, вижу собаку, сопящую и поскуливающую над чем-то. Я выхожу из-за кукурузы.

— Хрящик! Мальчик, что у тебя там?

При звуке моего голоса он принимается вращать своей мощной головой.

— Ну же, Хрящ.

Озлобленное ворчание уже поднимается из глубин его горла.

— Ну же. Давай сегодня без скандалов. Ну же, парень? Где твой хозяин? Где Лепроси?

Чего это я с собакой разговариваю? Какого хрена она скажет?

Хотя… услышав имя Лепроси, пес вновь принимается скулить и обращается к тому, чем он был занят, когда я его нашел. Черт! Кажется, плохи наши дела.

— Что у тебя там, мальчик?

Я подхожу ближе, чтобы взглянуть. Хрящ медленно разворачивается. Он уже не рычит и не лает, а просто надвигается прямо на меня. У меня в руках бита, и я держу ее крепко. И тут его разверзшаяся пасть, обнаружившая ровные ряды белых клыков, вгрызается в дерево биты. Я явно слышу хруст. Боже, на ее месте могло оказаться мое горло. Под тяжестью этой псины я плашмя опрокидываюсь на спину. Он на мне: пытается вырвать биту из моих рук, отчаянно вращая головой из стороны в сторону, тогда как его задние лапы когтями врезаются мне в живот. Огромным усилием мне удается отпихнуть его от себя, и он взмывает в воздух с куском биты в пасти. Еще немного, и он сожрал бы мое единственное оружие. В полете он на мгновение теряет ориентацию. Я все еще лежу на спине. Теперь он ходит вокруг меня, стараясь вцепиться мне прямиком в шею. Но для начала он вновь вгрызается в биту и пытается ее вырвать из моих рук. Наверное, еще немного, и ему это все-таки удастся, поэтому я, изогнувшись влево, изо всех сил швыряю биту и пса, мертвой хваткой вцепившегося в нее, вправо. Он приземляется и несколько футов скользит по грязи. Я стремительно перекувыркнувшись, вскакиваю на ноги и вскарабкиваюсь на башню. Хрящ за мной. Он ухватился зубами за мою штанину, но мне удалось спихнуть его: я совсем не собирался повторять судьбу Ахиллеса.

И вот я сижу на этой башне, а пес страдает там, внизу, тщетно пытаясь добраться до меня. Все отходит назад, чтобы побольше разогнаться и допрыгнуть до вершины. Да только где ему! И странно, он даже не лает и не издает ни единого звука.

Я бы не назвал себя любителем животных. Собаки, кошки, дикие животные — без разницы, мне до них всех нет никакого дела. Только я ставлю этих животных выше любого человека. Они — сама естественность. Едят, когда голодны, спят, когда устают, имеют друг друга, когда хотят, бросаются в бой ради своих друзей и убивают врагов. Поэтому навредить этому псу я не хочу. А то мог бы первым делом ударить со всего маху его по башке, и все. Однако, убраться отсюда целым и невредимым будет весьма и весьма непросто. Я вынимаю сигарету и подкуриваю ее.

Хрящ обо мне совсем не забыл, однако вместо того, чтобы разбегаться и безмолвно подпрыгивать, он принимается за то, от чего я его отвлек. Я отбрасываю сигаретный окурок и спрыгиваю на прочный на вид кусок древесины. Хрящ оборачивается на меня. Свет уличного фонаря преломляется у него в глазах и превращает их в два ярко-красных уголька. Какой взгляд! Он отворачивается и идет к стене. Не медля ни секунды, я спрыгиваю прямо на него и приземляюсь ему на спину, всячески стараясь прижать его к земле. Он извивается, корчится, выгибается и мотает башкой в разные стороны. Его челюсть щелкает в миллиметре от моего лица: он промахивается, но впивается зубами мне в плечо. Глубже и глубже. Моя рука сдавливает ему горло. Пару раз он дергает головой, разрывая мою плоть. Я еще сильнее сдавливаю ему глотку. Его начинает трясти, и он, наконец, разжимает пасть, выпуская мое плечо и судорожно пытается вздохнуть. Однако я ему не даю. Еще немного, и он отключится, но, когда я поднимаюсь, он все еще жив. И я тоже. Неплохая сделка, не правда ли?

Синяки стремительно покрывают плечо вокруг укуса, но кровь уже успела свернуться. Я поднимаю биту и направляюсь к стене дома взглянуть, чем Хрящ так заинтересовался. Это старая футболка в серовато-зеленых тонах. Только сейчас она сплошь покрыта бурыми разводами. Я хорошенько принюхиваюсь, однако не надо иметь большого ума, чтобы догадаться, кому она принадлежит. Ее владелец — Лепроси.

В самом дальнем, темном углу парка я замечаю вход в подвал. Дверь открыта. Я выпускаю из рук футболку Лепроси. Последние несколько дней просто прошли для меня под знаком экскурсий по незнакомым подвалам, так что ничего, еще один не помешает. Я покрепче сжимаю биту в руках и спускаюсь по лестнице.

Меня атакует характерный запах нефти, смешанной с грязью, что обитает во всех подвалах города. Весь подвал усеян полусгнившим тряпьем, насквозь промокшими газетами и кровью. Огромными, многочисленными лужами крови. Все в подвале буквально пропахло Лепроси. Я иду по следам крови.

Арендуемые помещения здесь, в Ист-Виллидж, уже сносились и перестраивались столько раз, что лабиринты подвалов давно утратили свой первоначальный вид. Данный подвал, ко всему прочему, выходит далеко за пределы соответствующего ему здания наверху, незаметно переходя в подвалы соседних строений. Причина этому, скорее всего, в следующем: однажды, в какой-то момент у всего этого комплекса зданий появился единый хозяин, которому вздумалось соединить принадлежащие ему подвалы в единый несуразный лабиринт. А в нем могли скрываться какие-нибудь незаконные разработки, производство наркотиков или бар с контрабандной партией алкоголя. Да все что угодно. Похоже, я здесь уже заблудился. Однако запах крови Лепроси становится все сильнее и сильнее.

Мне навстречу попадаются разного калибра двери, более менее плотно затворенные, которые я без лишних усилий открываю и попадаю в чью-либо прачечную или винный погребок. Свет от тусклой лампочки, что еще чудом уцелела, постепенно увядает. Да мне он и не нужен, чтобы понять, где лежит Лепроси, вспоротый каким-то недоброжелателем. Тем более, что я вот-вот поскользнусь и, потеряв равновесие во всей этой склизкой кровяной жиже, плюхнусь прямо в нее. Он точно где-то впереди. В этой кромешной тьме. Совсем один. Вложив биту под мышку и порывшись немного в кармане, я включаю свой фонарик. Помещение впереди меня постепенно проступает из темноты.