Читать книгу "Таверна трех обезьян - Хуан Бас"

Ковадонга играла довольно плохо, что, с моей точки зрения, вполне логично: в ином случае, безупречное совершенство явилось бы нарушением всех законов природы.

Моим гедонистическим стремлениям в тот момент отвечало: выиграть ряд партий в покер и соблазнить за время путешествия восхитительную даму-парламентария. Соперничество с этим паяцем Сукарриетой, которое, впрочем, не следовало воспринимать всерьез, лишь добавляло пикантности приключению… О дальнейшем я, с позволения Божия, расскажу завтра.

Nota Bene. Забыл отметить, что для первого вечера я повязал шейный платок, точно такой же, как у капитана Хэддока в сериале «Храм солнца», когда он спасается от настигающей его снежной глыбы, убегая по изумрудно-зеленому полю. Но удачи он мне не принес. Завтра надену галстук из набивной ткани, как у Тинтина, выбирающегося из китайской вазы в «Голубом лотосе».

Понедельник: Сантандер – Кабесон де ла Саль

Трагическое происшествие нарушило приятную монотонность путешествия. Это случилось, когда мы вновь сели в поезд, направляясь в Комильяс после посещения Сантильяны-дель-Мар. Разумеется, когда мы с трудом ковыляли по мощеным улочкам исторической части города, поганец Сукарриета проявил чудеса изворотливости, чтобы идти рядом с Ковадонгой, поодаль от остальных. Но я перехватил их с помощью ловкого маневра и, пока Сукарриета протирал бельма, встрял между ними на бреющем полете.

Хасинто, потенциальный рогоносец, ни о чем не подозревал: он был поглощен заботами о своем песике Панчо, непрестанно писавшемся, и одновременно внимательно прислушивался к байкам о кампании в Сиди Ифни, которыми его потчевал наш замечательный генерал Бокаррота – судя по обрывку разговора, который мне удалось услышать, когда я обгонял их мелкой рысью, чтобы настичь Ковадонгу и Карлитоса, как она называла его с неподражаемой иронией.

Ковадонга нарочито не замечала меня, болтая о пустяках с Сукарриетой; как раз это недвусмысленно дало мне понять, что втайне она предпочитала мое общество. Но безупречное воспитание не позволяло ей решительно прогнать напыщенного фанфарона и сковывало желание уединиться со мной. С поистине дипломатическим тактом она морочила голову нам обоим – нас объединяло только положение покорных и почтительных обожателей, ничего более – пока мы не вошли в романский собор. Она предпочитала действовать осмотрительно и постаралась избавиться от моего общества еще до того, как предстала перед всеми: она исчезла (убедившись, что ее никто не видит, светская женщина до мозга костей) в глубине портала францисканской церкви с единственным человеком, кто не вызывал подозрений и находился при исполнении служебных обязанностей – телохранителем Ребольо.

Однако отвлечемся на мгновение от сердечных дел; мой авторский долг призывает теперь дать отчет о прискорбном событии, омрачившем наш путь: о нем стало известно почти сразу, едва мы остановились в Комильясе, чтобы пообедать в «Эль Капричо», ресторане, обязанном своей причудливой архитектурой экстравагантным фантазиям Гауди.

Когда все мы уже разместились в неудобном автобусе, который должен был доставить нас к ресторану, наш гид, шепелявая сеньорита Аитсибер, недосчиталась японца. Факт удивительный, поскольку япошка, скорее, совершил бы харакири, чем пропустил обед.

Причина его отсутствия сразу не получила объяснения. Никто не подозревал о трагедии, так как мы выходили из поезда со стороны, противоположной окну его купе. Взломав дверь, Фаусто, начальник нашего поезда, обнаружил, что сеньор Татсуни (Кенхи Татсуни, таково было полное имя безвременно погибшего восточного гостя), в нарушение всех правил высунулся из окна; половина его тела находилась внутри, а половина снаружи, застыв в равновесии, которое на поверку оказалось обманчивым, ибо та часть тела, которая торчала снаружи, стала короче, чем положено природой, и завершалась шеей. Иными словами, бедный Татсуни потерял голову в самом прямом смысле слова.

Фаусто сообщил нам поздно вечером в вагоне-пабе, где подавали вредные для здоровья dry martinis, что голова нашлась лишь за двадцать километров. Японцу вчистую срезало голову острым ребром мощного цементного столба треугольной формы.

Полиция сделала очевидное заключение: глупый турист высунулся слишком далеко из окна, желая что-то разглядеть, и, несмотря на маленькую скорость состава, получил смертельный удар.

Правда, имелась одна необычная деталь: в теле не осталось ни капли крови, что выглядело довольно естественно – кровь вытекла после отсечения головы; однако от самого места происшествия не обнаружилось ни малейших признаков пролитых четырех или пяти литров гемоглобина. Полиция пришла к выводу, будто кровь вылакали дикие лесные звери. От себя могу добавить, такое вполне вероятно. Но с другой стороны, сложив два и два, позволительно спросить, почему же тогда они не сожрали и голову? И еще, дабы покончить с сомнениями, нет ничего более странного, чем скрупулезный японский служащий фирмы «Тошиба», который показывает чудеса эквилибристики, высунувшись на полкорпуса из окна, словно пьяный молокосос. Подобно всякому незаурядному поклоннику авантюрных сериалов, я обладаю детективной жилкой, что только что и продемонстрировал…

Nota Bene. Эта внезапная кончина задержала нас на несколько часов, поэтому мы прибыли к месту ночевки, в городок Кабесон де ла Саль, очень поздно. Нам пришлось довольствоваться сэндвичами, приготовленными на скорую руку в поезде. Не думаю правда, что меню, ожидавшее нас в ресторане «Эль Собао» было бы намного лучше. И, конечно, мы не играли в эту ночь в покер. Кошмарная история потрясла всех. Но был ли то несчастный случай?

Вторник: Кабесон де ла Саль – Рибадеселья

Я возобновил записи в дневнике по прошествии вторника, ибо в настоящий момент уже наступила среда. Теперь больше четырех утра, и поезд наш замедлил свой бег в гнетущей тишине Астурии, нарушаемой лишь заунывным шумом дождя. Я с жадностью схватился за перо, не в силах справиться с волнением, к которому примешивается толика тревоги; мое смятенное состояние легко объяснить – я сгораю от нетерпения.

Днем не случилось почти ничего достойного упоминания: я бродил без определенной цели по Сан Висенте де ла Баркера; хотелось бы скорее забыть и блюдо из фасоли с ракушками в «Льянес» (лучше бы их употребили на засыпку хотя бы некоторых из многочисленных ям и колдобин, служивших главной достопримечательностью местечка), сдобренное непременным сидром, который действует на меня как сильное слабительное, и ужин в грязном трактире в Рибадеселье, как лучше не вспоминать и «Каса Панкреас», где мне довелось вкусить древнего леща, насквозь пропитанного дешевым уксусом.

С той минуты, когда колеса поезда простучали через границу Астури, в полном соответствии с местными обычаями, не переставая, бушевал ливень. Ненастье сыграло на руку вероломному пройдохе Сукарриете, который немедленно воспользовался обстоятельствами. Экипированный огромным зонтом, он во время всех наших пеших экскурсии закрывал им Ковадонгу, а она неестественно громким смехом маскировала скуку, навеянную пустословием этого болвана. Мне не удалось отвоевать себе местечко под красно-белым грибом.