Читать книгу "Загадки любви - Лора Брантуэйт"

— Это нам так хочется. И точка. Передай мне, пожалуйста, вон тот кекс.

Кэндис сидела напротив Брэндона, осоловевшая от тепла и обилия сладкого. Она чувствовала, что нужно бы забеспокоиться — Брэндон поднял такую опасную тему, — но беспокойства не чувствовала. Ей слишком хорошо сейчас, чтобы думать о неприятностях. Неприятности подождут.

— Держи. Мне нравится смотреть, как ты обращаешься со своей «диетой».

— О да, я очень жестока. — Кэндис вонзила белые зубы в нежную, благоухающую корицей и шоколадом мякоть кекса.

Славное местечко открыл для нее Брэндон. Надо будет запомнить его и наведаться как-нибудь...

Уже без Брэндона. Когда все закончится.

Кэндис стало не по себе. Надо же, она еще ни разу не встретила вместе с ним утро, а уже думает о расставании. Впрочем, это и хорошо — незачем себя обманывать. Это лишь мимолетная история, пусть и очень красивая. Они сидели за столиком у самой витрины. Кафе-кондитерская «Свит бар» располагалось на втором этаже торгового центра на Пятнадцатой авеню. Милое местечко. Внутри — уют и атмосфера европейской кондитерской, внизу горит огнями оживленная даже в столь поздний час улица. Куда-то торопятся машины, игриво подмигивают вывески, бесстыдно откровенничают витрины. Простая и яркая, как мишура, жизнь большого города.

— Эй, чего загрустила?

— Я? Загрустила? Не говори глупостей. Лучше закажи мне еще кусок персикового пирога. И пусть польют горячим шоколадным сиропом. И не смотри на меня так, я не извращенка, просто слишком долго отказывала себе в сладком!

Брэндон посмотрел на нее с сомнением, но отправился за новой порцией «сладкого наркотика». Кэндис потерла виски. Она и впрямь чувствовала себя наркоманкой, у которой ремиссия закончилась срывом. Сейчас — очень-очень хорошо, очень-очень сладко, хочется погрузиться, нырнуть в свое безумие еще глубже — и почти не думаешь о том, что будет завтра, или послезавтра, или через неделю. В общем, будет, когда-нибудь потом обязательно будет плохо. И очень скоро.

— Вот. Ваша воля выполнена, мадемуазель. Чего еще изволите?

— Танцевать. Но здесь...

Брэндон не дал ей договорить, изящным, но сильным движением вытащил ее из-за столика. Тихая ненавязчивая музыка, которая лилась из невидимых динамиков под потолком, никак не подходила для того зажигательного и чувственного танца, который исполнили Брэндон и Кэндис — точнее исполнил Брэндон, а Кэндис просто некуда было деваться, он держал ее крепко. Руки у Брэндона оказались сильнее, чем Кэндис могла предположить. Он вертел ею так, словно она ничего не весила.

— Ты сумасшедший! — Кэндис думала, что получится визг, но с губ сорвался только шепот. Все ее дыхание забрал танец.

Брэндон осторожно усадил ее на место. Кэндис чувствовала, как с завистью, доходящей до ненависти, смотрят на нее две сонные девочки за кассой. Эх, девчонки, знали бы вы, с каким удовольствием я поменялась бы с вами местами, подумала Кэндис.

Простая работа. Простая и в то же время сложная жизнь. Может, в колледже учатся, а может, еще в школе... Наверное, у них есть мальчики, есть братья и сестры, мамы и папы...

Впрочем, их мамы и папы тоже чего-то от них ждут. По меньшей мере, того, что их дочки проживут жизнь лучше, успешнее, веселее, чем они.

И всего-то разницы между ними и Кэндис, что ей нет никакой необходимости работать, тем более — работать официанткой, и ездит она не на метро и не на автобусе, а в собственном авто, иногда еще и с шофером, и роман с парнем вроде Брэндона был бы для каждой из них большой удачей и надеждой на будущее счастье.

Кэндис усмехнулась. Каждому свое.

— Что такое? У тебя печальное лицо. Ты же сама хотела танцевать.

— Хотела. Мне понравилось. Спасибо.

— В чем дело? Спать хочешь?

Брэндон очень помогал ей своими догадками. Врать человеку, который готов поверить в то, что ты ему скажешь, намного проще.

— Хочу!

— Пошли отсюда?

— Пошли.

На выходе из торгового центра в лицо бросился мокрый запах холодной весенней ночи. Странно... В центре огромного города весна все равно пахнет влажной землей и пробуждающимися деревьями.

— Куда мы поедем?

Кэндис не сразу поняла вопрос Брэндона. А когда поняла — вспыхнула. Хорошо, что ночь. Жаль, что так много фонарей вокруг.

Разве не этим заканчивается рядовой день мимолетного романа? Не веришь, Кэндис, спроси у Глории.

Разве не к этому ты готовилась, выбирая сегодня самое соблазнительное белье?

Разве не этого хочешь всем... нет, не сердцем — телом?

— Я подброшу тебя, а потом поеду домой. Мне завтра рано вставать, — решительно заявила Кэндис. И выдохнула остатки воздуха — набрала в легкие лишнего.

— Хорошо. План рассмотрен и одобрен.

Кэндис покосилась на него — шутит, но не издевается. Не рассчитывал на большее? Правильно, не дурак же. У нее на лбу написано, что она, может, и странная, но никак не... Как там мама говорит? «Легкодоступная девица»...

— Или... нет?

Брэндон привлек ее к себе и поцеловал — долго, пылко, до умопомрачения. Он отпустил Кэндис за миг до того, как ее решимость в самое ближайшее время заснуть в своей постели рухнула. Она почти сказала ему: «Давай поедем к тебе». Почти — но не совсем. «Почти» все равно не считается.

— Нет, Брэндон.

— Что ж... Я буду ждать своего часа.

— Жди, — усмехнулась Кэндис. — Кто знает, может, тебе повезет.

— Когда-нибудь мне непременно повезет, — сказал Брэндон, и в его глазах колыхнулось что-то такое, отчего Кэндис на миг стало страшно.

Что станет с ее жизнью после того, как ему «повезет»?

9

Это был блистательный вечер, один из множества таких же блистательных вечеров. Они теряются один в другом, воспоминания смешиваются, сливаются, тасуются, как колоды карт. Пусть это яркие, блестящие лаком карты, дорогие, коллекционные... Если сотню колод перетасовать или просто бросить и перемешать, получится нечто хаотичное, неприятное и утомительное для разглядывания. Перебирать не захочется — захочется просто уйти и забыть. Кэндис иногда жалела, что их так много в ее жизни, ярких событий светской жизни. Вот Золушка наверняка запомнила свой бал на всю жизнь. Впрочем, если бы она так и осталась Золушкой, это было бы правомерное утверждение, а так... Когда она вышла за своего принца и сделалась принцессой, балы посыпались на нее, как горох из мешка, и потеряли всю свою ценность.

Кэндис иногда думала: а что, если бы вот этот раут был единственным в ее жизни? Или если бы она никогда прежде не бывала на концерте симфонического оркестра и знала, что и впредь ей не доведется это повторить? Если бы ее только один раз пригласили на благотворительный вечер, один-единственный раз — и предупредили, что этот раз — первый и последний, другого уже не будет...