Читать книгу "Конец света - Андрей Лебедев"

— Канчай курить, бездельники, бери лапата, капай давай, палезай в яма, капай-работай давай!

Землекопы, среди которых было много лиц со следами былой принадлежности к цеху работников интеллектуального труда, покряхтывая, полезли в яму…

На Баринова феллах не глядел, делая для него некое исключение, ведь с ним сейчас разговаривал правоверный в правильном одеянии — в хиджабе и с автоматом…

Но Баринов сам засуетился, вставая с корточек и берясь за лопату:

— Все, все, Саша, я пойду со своими, а вы идите…

— Вы окончательно решили? — спросил Саша.

— Окончательно, — ответил Баринов, — и вам удачи не желаю…

Отходя от ямы, Саша потом еще раз оглянулся.

Феллах с автоматом не поленился — полез тоже в яму, чтобы дать пару хороших пинков заленившимся землекопам.

Баринову тоже досталось.

И ботинком по заднице, и прикладом по спине.

* * *

— Кто там? — спросила бабушка.

— Это я, Саша Мельников, пришел за консультацией, — ответил Саша.

Бабушка долго ворчала, шамкая беззубым ртом, недовольно возилась со сложной системой запоров, лязгая чугунными задвижками и крючками.

— Ходют, ходют тут…

— Да не ругайся ты, бабушка, — сказал Саша, просовываясь в щель между отворенной дверью бабушкиного жилища и облезлым косяком, — я вот тебе гостинцев принес.

Бабушка посторонилась.

Саша прошел в бедное захламленное жилище старухи и, подойдя к столу, поставил на него снятый с могучего плеча тяжелый рюкзак.

— Пшена тебе принес, бабуся, — пять кило, как заказывала, тушенки армейской гостовской — пять банок, говяжей, и пять банок — свиной, опять же сгущеночки чаек подсластить шесть банок, и чаю цейлонского в жестяной упаковке — полкило… — Саша развязал тесемки, стягивающие устье рюкзака и теперь, словно Дед-Мороз на Новый Год, вытаскивал из мешка всякие всякости.

— А телефон спутниковый привез? — спросила бабушка. — Я твоему начальству телефон спутниковый заказывала.

— Привез, — кивнул Саша, — и ноутбук новенький «Самсунг» к телефону в придачу, чтобы в интернет могла лазить.

— Это хорошо, — явно подобрев от подношений, уже совсем добродушно прошамкала бабуся.

Со дна своего неподъемного рюкзака Саша вынул две коробки. В одной был телефон, в другой — портативный компьютер.

— А хмельного, а хмельного-то забыли прислать? — спохватилась бабушка.

— Да не забыли, — успокоил ее Саша, — две бутылки «рябины на коньяке», бутылка текилы «Фиеста-Мексикана-голден» и виски «Джонни Вокер», черная этикетка.

— Ты ложись здесь на лавке, устал с дороги-то поди, — сказала бабуся, стаскивая с сундука большой овчинный тулуп, — тулупчик-то тебе постелю, а зипунишкой вон накрою тебя… Полежи, касатик, с дороги, покуда я тебе баньку стоплю.

Саша перечить бабушке не стал.

Дорога и вправду была нелегкая.

Генерал Заборин на своей спарке «Су-37-уб» доставил Сашу до Тамбова. Оттуда, уже вертолетом, Сашу подбросили до Большой Мызы. Там на резервной базе имелся уазик, на котором Саша проехал еще восемьдесят верст. Ну а потом уже пешочком по лесочку да с рюкзачочком.

Устал.

Умаялся.

Поэтому, едва прилег, ног не чуя, на посланный на лавочке тулуп, так и заснул сразу же.

Баньку бабка истопила — самый смак, что надо!

Никаких финских саун нам не надо, нам — русским людям — парку не сухого, а мокрого подавай, так, чтобы на каменку квасу хлебного плеснуть, да потом веничком березовым постегаться.

С баньки вышел — как все равно родился заново.

А бабулька в избушке уже и стол накрыла.

Виски-то с текилой припрятала, а на стол свою самодельную — из черноплодной рябины дважды перегнанную и карбидом с марганцовкой от сивушных масел очищенную — выставила.

— Выпей-ка вот с дороги-то! — прокудахтала старушенция, хлопоча подле дорогого гостя.

Выпили.

Капусткой кислой закусили, картошечкой рассыпчатой да селедочкой.

— Ну? — спросила старушка. — Зачем консультироваться-то приехал? Али Старцев совсем уже нюх потерял, к старухе своих оперов присылает?

— Не потерял, просто твой нюх он ценит больше своего, — сказал Мельников.

— А и то, снился он мне давеча, — согласно кивнула бабушка, — снился мне Лешенька Старцев при полной своей генеральской форме, как будто из воды он выходит и говорит: «Посуши-ка мне форму, бабуленька-касатушка, а то, боюсь, сядет она на мне да мала потом станет, а мне на парад — парад победы принимать».

— Эх, далеко нам еще до нашей победы, бабушка! — тяжело вздохнул Саша, подливая себе и своей хозяйке.

Выпили не чокаясь.

Посидели, помолчали минутку.

— Так зачем консультироваться-то прилетел? — снова поинтересовалась бабуся.

— А затем, чтобы поглядела ты, как Ходякова-Ходжахмета одолеть, — ответил Саша, — ты ж у нас единственная живая Пифия осталась, баба Глафира Афанасьевна, капитан госбезопасности запаса…

— Эк вспомнили капитана, — хмыкнула бабушка и, махнув скрюченной от артрита рукой, велела Саше подлить ей в рюмку еще. — Сами-то небось и компьютеры теперь с базами данных имеете, и шанцы-шманцы-интернет, а все к бабке Глаше ходите, когда припрет.

— Да, бабушка, вот приперло, — согласился Саша, — да так приперло, что уже совсем спасу нет. Басурмане-террористы уже ключом к времени владеют, того и гляди к Сталину или Брежневу подберутся, весь мир переделают…

— Не переделают, — поморщившись от проглоченной самогонки, сказала бабушка. — Про закон стабильности и сохранения информационного равновесия слыхал небось?

— Не, не слыхал, — хрустя малосольным огурцом, ответил Саша.

— Так послушай, — назидательно прошамкала бабушка, — тебе полезно будет послушать.

— За тем и приехал, — покорно согласился Саша.

— Есть такой закон, — начала бабушка свою лекцию, — закон информационной стабильности отдельно взятой временной ситуации. — Саша снова подлил в обе рюмки, но бабушка, покачав головой, отодвинула свою и продолжала: — Думаешь, мало было временных перебежчиков во все времена?! До хрена и больше их было! Только где они все закончили?! Никого не стал слушать ни народ, ни власти, более всего заинтересованные, кстати говоря, в информации о своем будущем. Все пророки, как правильно подметил поэт, не получали признания ни в отечестве своем, ни тем более в стране чужой. Ждали их обычно либо тюрьма, либо сумасшедший дом, либо костер, либо крест на Голгофе. А почему?

— Потому что есть закон информационной стабильности отдельно взятой ситуации, — догадался способный ученик.