Читать книгу "Размышляя о Брюсе Кеннеди - Герман Кох"

— Ты уже читал А.? — как-то услышала Мириам из кабинета голос Бена, говорившего по телефону. — Да, вот и ты ведь… считай, для меня прямо-таки почетно быть уничтоженным этим болваном… А представь, что ему бы вдруг понравилось… Да нет, об этом и думать не стоит…

Звучало это весомо и решительно, но выглядел Бернард Венгер после таких премьер не лучшим образом. Кожа на лице отдавала желтизной, челюсти непрерывно двигались, будто он жевал невидимую жевательную резинку, во всех движениях появлялось что-то настороженное и тревожное, как у животного, опасающегося нападения сзади.

Правда, всегда хватало провинциальных журнальчиков и бесплатных городских газеток, которые вели свой, независимый курс и называли последний фильм Бернарда «шедевром». Он цепко держался за их рецензии, шедшие вразрез с господствующим мнением. «Бернард Венгер, используя неповторимый художественный киноязык, увлекает нас в неясные и карикатурные выверты нашей человеческой сути», — читал он вслух, забывая при этом, что буквально несколько лет назад высокомерно отзывался об этого рода СМИ. Ко всему прочему он тогда непременно бы презрительно онемел от фразы насчет «вывертов нашей человеческой сути», как от «полнейшей бессмыслицы», и не стал бы с гордостью читать ее вслух.

От друзей и приятелей, которые годами приходили к Бернарду и Мириам домой на вечеринки и регулярно напивались, проку было мало. Даром что на премьерных церемониях осыпали его ни к чему не обязывающими комплиментами. Ни один не отваживался для разнообразия выступать с критическими замечаниями. Никто из пишущих, рисующих или танцующих друзей обоего пола не встал на защиту правды. «Начало многообещающее, но потом на час с лишним наступает провал, и ты теряешь всякий интерес», — сказал ей на последней премьере незнакомый человек, явно не подозревающий, что она — жена режиссера. Сперва она хотела дать отповедь, однако тут же сообразила, что он облек в слова то, что чувствовала она сама, сидя в темном зале кинотеатра.

Нет, среди друзей никому не хватало духу сказать такое. Иногда Мириам казалось, что им просто все до лампочки. Возможно, им просто не хотелось поднимать шум. Вдруг следующий фильм окажется лучше? Способен ли Бернард Венгер создать нечто новое? Или же стоит примириться с тем, что есть?

— Мириам?

Она понятия не имела, как долго не произносила ни звука. Да и сейчас толком не знала, что сказать.

— Мириам?.. Алло!.. Ты слушаешь?

Очевидно, она что-то пропустила в телепередаче, потому что два лисенка, уже почти взрослые, бежали бок о бок по залитому солнцем весеннему простору, среди цветов и чертополоха, усыпанных каплями воды. Мамаши-лисы видно не было.

— Позови детей, Бен.

— А-а, ты все же на линии. Я-то подумал, связь прервалась.

— Бен. — Она перевела дух.

— Да?

— Ты ведь хорошо слышал, что я сказала. Мне нужно поговорить с детьми. Сейчас.

— Но я же сказал… Они спят.

— Разбуди.

— Ты что?

— Бен, разбуди их. Немедленно.

Он пробормотал что-то еще, но в конце концов Мириам услышала звук удаляющихся шагов. Через несколько минут к телефону подошла Сара.

— Ма-ам.

Дочка, ее заспанный голос и то, как она произнесла это «ма-ам», заставили Мириам отчетливо понять, где она сейчас, точнее, где ее сейчас нет. И в тот же миг острая боль пронзила колено.

— Ой-й! — вскрикнула она.

— Мамочка, что там, мамочка?

— Пустяки, милая… Я… В общем, у мамы… — Продолжить она не смогла. Глаза заполнились слезами, словно только и ждали этого мгновения, словно нашли слабое место в дамбе и сквозь растущий пролом устремились в низину.

— Мамочка, ты приедешь?

Мириам ловила ртом воздух. Старалась всеми силами, чтобы девочка не слышала, как она плачет, прикрывала трубку рукой и ждала секунды, когда сумеет выпалить короткое предложение и не выдать себя.

— Да. Приеду. — Вот и все, что у нее получилось.

Позднее она так и не смогла вспомнить, что разбудило ее на сей раз — звук, предчувствие, а может, неясная надежда на неосуществимое? Колено задеревенело, она даже не пыталась согнуть его. Обернула вокруг талии пляжное полотенце и прошаркала на балкон. Снаружи было совсем темно. Фонари в саду отключили. Не слышно ни звука, во всяком случае, тишина казалась глубже, чем вечером накануне.

На этот раз Брюс Кеннеди не сидел на ступеньке вышки для прыжков, но расположился в шезлонге прямо под ее балконом. Она перегнулась через перила и тотчас встретилась с ним глазами. Опять, как и прошлым вечером, он держал во рту зажженную сигарету.

Прежде чем заговорить, он вынул сигарету. Другая рука у него была занята стаканом, и, когда он ставил его в траву возле шезлонга, она услышала звон кубиков льда. Рядом стояла бутылка.

— Would you care to join me for a drink? [55]— Он приподнял бутылку.

10

Хуан еще раз пролистал журнал постояльцев.

— Мест совсем нет. — Он в очередной раз покачал головой.

— Мне без разницы, — сказала Мириам. — Пусть какая-нибудь комнатенка без окон на чердаке. Все равно.

Она и так уже раскаивалась, что не очень честно обошлась с ним накануне. Особенно стыдно ей стало от рассказа о брате, который неожиданно приехал в командировку в Севилью и хотел провести денек-другой со своей сестрой в Санлукаре.

— Ну да, ваш брат, — вот и все, что сказал Хуан.

Из вежливости он не подал виду, что понял ее ложь, и продолжал сокрушенно смотреть на нее.

Они стояли рядом у стойки администратора. К концу завтрака она спросила его, есть ли в «Рейне Кристине» свободные номера на следующую неделю, и он пригласил ее пройти с ним. В холле он не стал садиться за стол дежурного администратора, но достал журнал постояльцев и положил на стойку между ними. Как равные, промелькнуло в голове Мириам, но слишком поздно — другую историю уже не придумаешь.

Сегодня суббота. Завтра, в воскресенье, рано утром она из Херес-де-ла-Фронтера улетит в Амстердам, чтобы успеть на премьеру «Навсегда девочка».

Совершенно невозможно, что она там не появится.

Однако Хуан между тем продолжал поиски в журнале, а это означало, что невозможное совсем уж не так невозможно.

Брюс Кеннеди уже удалился, когда она вместе с Хуаном вышла из зала. Крошки на белой скатерти столика, за которым он постоянно сидел, были единственным ощутимым доказательством, что этим утром он здесь завтракал. Боль в колене, рана, которая при соприкосновении с брюками посылала недвусмысленный сигнал о его существовании, были дополнительным подтверждением реальности. Реальности Брюса Кеннеди.