Читать книгу "Ноздря в ноздрю - Феликс Фрэнсис"

Но для меня день печали на этом не закончился.

Брайан и Джун Уолтерс первыми переступили порог моего вновь открывшегося ресторана. В свое время Брайан был жокеем в стипль-чезе, как и мой отец. Долгие годы их связывала крепкая дружба в жизни и жесткое соперничество на ипподроме. Думаю, поначалу Брайан пришел пообедать в «Торбу» для того, чтобы поддержать меня, сына своего погибшего друга, но он и его жена быстро стали нашими постоянными клиентами, потому что еда, которую предлагали в ресторане, безмерно им нравилась.

Закончив карьеру жокея тридцатью годами раньше, Брайан поступил на работу в «Таттерсоллс», компанию, которая проводила в Ньюмаркете знаменитые аукционные торги лошадьми. Он много работал и уверенно поднимался по служебной лестнице, став менеджером по продажам. Брайан многое сделал для процветания компании, стремясь, чтобы и по ходу аукционов, и в каждодневной работе не возникало никаких серьезных проблем. Недавно он ушел в отставку, настроившись на долгую и безмятежную жизнь обеспеченного пенсионера. Брайан решил остаться в городе, где прожил большую часть сознательной жизни и пользовался непререкаемым авторитетом. Авторитет этот был настолько высок, что «Делафилд индастрис» включила его в список почетных гостей, приглашенных на скачку «2000 гиней». Настолько высок, что он и его жена в субботу оказались совсем рядом со взорвавшейся бомбой. Так что долгая и безмятежная жизнь обеспеченного пенсионера продолжалась шесть недель и один день.

Брайан и Джун оставили четверых взрослых детей, но не общих, потому что для них этот брак был вторым. Как Джун частенько говорила мне за портвейном в обеденном зале моего ресторана, с детьми особой близости у них не было, потому что оба развода были скандальными, и дети брали сторону ее первого мужа и первой жены Брайана. Соответственно, их совместные похороны в церкви Всех Святых прошли более спокойно и без всплеска эмоций. Многие из тех, кого я видел в католической церкви на Эксетер-стрит на похоронах Элизабет Дженнингс, включая Джорджа Кейли, собрались и в англиканской церкви, чтобы попрощаться с Уолтерсами. Наверное, я поступил бестактно, задавшись вопросом, сколь многие из них провели часы, разделявшие похороны, в баре отеля «Ратленд армс», который находился аккурат на полпути между двумя церквами.

После службы я решил не присоединяться к кортежу, двинувшемуся в сторону кладбища. Вместо этого проехал пятнадцать миль, отделявшие церковь в Ньюмаркете от железнодорожной станции в Кембридже. И к тому времени, когда садился в поезд, отправлявшийся без десяти семь в Лондон, пришел к выводу, что весь день провел в тени смерти. Заказал джин с тоником и привалился к спинке сиденья купе первого класса. Я отдал долг мертвым, и пришла пора возвращаться к живым.

Сидел, мелкими глотками пил джин с тоником, размышлял о событиях прошедшей недели. Она выдалась куда длиннее, чем я мог себе представить, когда готовил званый обед на ипподроме в прошлую пятницу.

Как семь дней могут изменить жизнь человека! Тогда я был уверенным в себе бизнесменом. Много работал, пользовался заслуженным уважением, получал прибыль, спал, как младенец. Был счастливым и всем довольным. Теперь же, за какую-то неделю, от всего этого не осталось и следа: я не знал, что предпринять, меня обвиняли в массовом отравлении и считали лжецом, впереди маячили возможное банкротство и, возможно, до конца жизни, кошмарные сны с безногой женщиной. Но одновременно я подумывал о том, чтобы покинуть тихую гавань патриархального Ньюмаркета и броситься в бурные воды Лондона. Может, действительно сходил с ума.

Поезд прибыл на вокзал Кингс-Кросс без четверти восемь. Наверное, мне следовало с нетерпением ждать встречи с Марком. Но я ехал на нее, как на каторгу.

— Будь выше этого, — сказал мне за обедом Марк. — Верь в себя и плюй на то, что думают люди.

— Но я должен привлекать посетителей. Конечно же, это важно, что они думают.

— Гордон Рэмси ругается на всех, а его за это только любят.

— Поверь мне, в Ньюмаркете не полюбили бы, — ответил я. — Вроде бы в скаковом мире ругательства в большом ходу, но все имеет свои пределы. Тренеры могут крыть почем зря своих конюхов, но у них не возникнет и мысли обругать владельца лошади. Иначе лошадь исчезнет быстрее, чем ты произнесешь: «Абракадабра».

— Но я говорю не о Ньюмаркете. — Марк подвел меня к главной на текущий момент теме. — Тебе пора перебираться в Лондон и руководить таким вот заведением. Пора сделать себе имя.

Мы сидели в ресторане в «ОКСО-Тауэр», на восьмом этаже, глядя на Большой Лондон. Этот ресторан был одним из моих любимых, и действительно, если бы мне предстояло стать ресторатором в мегаполисе, я бы создал нечто подобное, аналогичную смесь утонченности и веселья. Это привлекает клиентов, а что еще нужно ресторатору? Согласно краткой исторической справке, напечатанной в меню, ресторан располагался на крыше склада, построенного в 1920-х годах «Лайбиг экстракт оф мит компани», которая производила бульонные кубики «Оксо». Когда компания отказалась от световой вывески «ОКСО» на фронтоне здания, чтобы ее было видно и с другого берега Темзы, архитектор «врисовал» это слово в окна на всех четырех сторонах башни, которая возвышалась над складом. Мясная компания давно покинула склад, в котором теперь располагались бутики и жилые квартиры, плюс четыре различных кафе и ресторана, но башня осталась, с окнами «ОКСО».[14]Отсюда и название здания.

— Ну? — спросил Марк. — Проглотил язык?

— Я думаю. Перемена очень серьезная.

— Ты же хочешь сделать себе имя, не так ли?

— Да, абсолютно. Но сейчас меня больше заботит другое: как бы таблоиды не прославили меня массовым отравителем.

— Через неделю все забудут, о чем речь. Будут помнить только твою фамилию, а это скорее плюс, чем минус.

Я надеялся, что он знает, о чем говорит.

— А как насчет девушки, которая подает на меня в суд?

— Об этом не беспокойся. Реши все вне суда, и об этом никто не узнает. Дай ей сотню фунтов за ее хлопоты и двигайся дальше. Глупая это идея. Подавать в суд из-за пищевого отравления! Что она надеется получить? Компенсацию заработка за вечер? Но речь же идет не о возможном выигрыше в казино! — Он рассмеялся своей шутке, и я немного расслабился.

Мы сидели на обитых синей кожей, с полукруглыми спинками стульях ресторана «ОКСО», и я блаженствовал, потому что готовить сегодня приходилось кому-то еще. На закуску выбрал гусиную печень с кисло-сладкой фруктовой приправой и бриошью, далее — каре барашка с хлебными палочками. Марк остановился на лобстере и шетлендской треске. Несмотря на рыбный выбор, пил Марк красное вино, так что мы наслаждались изумительным букетом и вкусом «Шато Латур» урожая 1990 года.

— А теперь, — сказал он после того, как перед нами поставили закуски, — где будет расположен этот ресторан и какому стилю мы отдадим предпочтение?

Почему от этих вопросов у меня в голове зазвенели колокольчики тревоги? С «Торбой» Марк сделал все, как и обещал. Обеспечил финансирование, но предоставил мне полную свободу во всем остальном: местоположении, интерьере, меню, карте вин, сотрудниках и так далее. В тот раз я попросил его назвать первоначальный бюджет на обустройство и первый год работы. «Больше полумиллиона, меньше миллиона», — последовал ответ. «А гарантии?» — спросил я. «Право собственности на недвижимость и джентльменское соглашение, что ты проработаешь в ресторане десять лет, если мы оба не решим что-то изменить по взаимному согласию». В результате я потратил чуть ли не весь его миллион, но положенные ему пятьдесят процентов прибыли за пять лет сложились в большую половину этой суммы, и он оставался собственником здания. За десять лет, если бы выручка оставалась такой же, как до массового отравления, «Торба» обеспечила бы Марку не только возвращение вложенного капитала, но и приличный навар. Я, разумеется, радовался и гордился, что наше маленькое предприятие в Ньюмаркете оказалось таким успешным как в смысле финансов, так и престижа в масштабе города. Однако более всего я ценил собственную независимость. Да, для обустройства я использовал деньги Марка, и здание принадлежало ему, но это был мой ресторан, и все решения я принимал сам.