Читать книгу "Убийца по прозвищу Англичанин - Дэниел Сильва"

После «Фуке» Мюллер прогуливался по тихим боковым улицам Восьмого округа, легко ужинал в бистро и направлялся к себе на квартиру. Проведя таким образом две ночи, Одед взбунтовался.

– Может, он просто швейцарский торговец искусством, у которого не слишком успешно идет торговля. Может, вы зря теряете свое время… и наше.

Но протесты Одеда и остальных членов маленькой команды Габриеля не могли повлиять на него. Вскоре после полуночи он увидел из окна своего номера в отеле «Лоран», как у галереи остановился непомеченный фургон. То, что за этим последовало, развернулось с плавностью хореографического танца. Из фургона вылезли двое мужчин. Двадцать секунд спустя они проникли в галерею и отключили систему тревоги. Работа в галерее заняла у них меньше минуты. Затем эти двое выскользнули из галереи и залезли обратно в фургон. Передние фары дважды вспыхнули, и фургон отъехал.

Габриель отошел от окна, взял телефонную трубку и набрал номер галереи. После пяти звонков включился автоответчик. Габриель поставил на стол рядом с телефоном приемник и повысил громкость на маленьком ручном радио. Через две-три секунды он услышал запись на автоответчике: голос Мюллера сообщал, что его галерея снова откроется утром в десять часов. «Пожалуйста, позвоните и договоритесь о встрече».

* * *

По лексикону Конторы «жучок», поставленный в галерее Мюллера, именовался «стекляшка». Он был спрятан в электронике телефона и передавал все звонки Мюллера, а также разговоры в комнате. Поскольку он брал подпитку из телефона, ему не требовалась батарейка и, следовательно, он мог бесконечно долго находиться на месте.

На следующее утро Мюллер не принимал перспективных покупателей и ему никто не звонил. Сам он звонил дважды: один раз в Лион, выясняя возможность приобретения одной картины, и второй раз – хозяину дома с жалобой на работу водопровода в квартире.

В полдень он слушал новости по радио. Он ел ленч в том же ресторане в то же время и поздно вернулся в галерею. В пять часов раздался телефонный звонок: женщина, говорившая по-английски со скандинавским акцентом, интересовалась скетчами Пикассо. Мюллер вежливо объяснил ей, что в его коллекции нет скетчей Пикассо – да и вообще нет работ Пикассо, и любезно дал ей фамилии и адреса своих конкурентов, с которыми ей, возможно, больше повезет.

В шесть часов Габриель решил позвонить сам. Он набрал номер галереи и на быстром бойком французском спросил герра Мюллера, нет ли у него натюрмортов с цветами Сезанна.

«К сожалению, мсье, у меня нет картин Сезанна».

«Странно. Я слышал из достоверного источника, что у вас есть ряд работ Сезанна».

«Ваш достоверный источник ошибся. Bonsoir, monsieur[13]».

Разговор был окончен. Габриель положил трубку на рычаг и присоединился к Одеду, стоявшему у окна. Минуту спустя торговец произведениями искусства вышел в сгущавшиеся сумерки и посмотрел вверх и вниз по улице.

– Ты это видел, Одед?

– У него явно сильно шалят нервы.

– По-прежнему думаешь, что это просто торговец произведениями искусства, который продает не так много картин?

– Он не выглядит чистеньким, но зачем было вызывать у него раздражение таким телефонным звонком?

Габриель улыбнулся и ничего не сказал. Шамрон называл это «подложить камушек в ботинок». Сначала он просто раздражает, но довольно скоро образует открытую рану. Оставьте там камушек достаточно долго, и у человека весь ботинок будет в крови.

Пять минут спустя Вернер Мюллер запер свою галерею на ночь. Вместо того, чтобы оставить свой пакет с мусором на обычном месте, он бросил его возле соседнего магазина одежды. Направляясь к «Фуке», он несколько раз оглядывался. Он не заметил тощую фигуру Мордехая, шедшего за ним по противоположной стороне улицы. «У Вернера Мюллера образовалась гноящаяся рана, – подумал Габриель. – Скоро его ботинок будет полон крови».

– Принеси мне его мусор, Одед.

* * *

Конец недели Мюллер провел так же предсказуемо, как и рабочие дни. У него была собака, которая безостановочно лаяла. Одед, сидевший в фургоне за углом на прослушке «жучка», страдал хроническими головными болями. Он спросил Габриеля, не даст ли тот ему «беретту», чтобы пристрелить собаку и дело с концом. А когда Мюллер отправился с собакой гулять вдоль реки, Одед умолял разрешить ему бросить животину в воду.

Однообразие жизни нарушилось в субботу вечером с приездом дорогой проститутки по имени Вероника. Она ударила Мюллера. Он заплакал и назвал ее «мама». Пес заливался лихорадочным лаем. По прошествии двух часов Одед, считавший себя человеком многоопытным, вынужден был покинуть фургон наблюдения, чтобы глотнуть свежего воздуха и выпить в пивной на другой стороне улицы.

– Старческое траханье, – стал он потом рассказывать Габриелю. – Клиника бессилия. Такое надо слушать ребятам из Псих-операций на бульваре Царя Саула.

Никто так не радовался, как Одед, когда над Парижем занялась серая и мокрая заря понедельника. Мюллер, окончательно перессорившись с псом, хлопнул дверью своей квартиры и направился на улицу. Одед следил за ним сквозь затененное стекло фургона с выражением неприкрытой ненависти на лице. Затем он приложил приемник к губам, чтобы отметиться у Габриеля, находившегося в отеле «Лоран».

– Похоже, Ромео направляется в галерею. Теперь он ваш.

Тут пес снова залаял – несколько чавканий, точно треск снайперского огня, а потом заработала вся артиллерия. Одед снял наушники и обхватил голову руками.

16

Париж

Англичанин, подобно Габриелю, приехал в Париж с Лазурного Берега, перебравшись на ночном пароме Кальви–Ницца с Корсики на материк. Так получилось, что он тоже арендовал в Ницце машину – не в аэропорту, а на бульваре Виктора Гюго, в нескольких кварталах от моря. Это был «форд-фиеста», сильно кренившийся набок, что требовало от него как водителя большего напряжения, чем ему хотелось бы.

В часе езды до Парижа он остановился у придорожного кафе и бензоколонки и зашел в мужскую уборную. Там он переоделся, сменив бумажные брюки и шерстяной свитер на аккуратный черный костюм. С помощью театрального грима он превратил свои соломенные волосы в платиновые и надел очки с розовыми стеклами. Когда со всем этим было покончено, даже он сам не узнал мужчину в зеркале. Он достал из сумки канадский паспорт и посмотрел на фотографию – Клод Деверо, паспорт действителен еще два года. Он сунул паспорт в карман пиджака и пошел к машине.

День клонился к вечеру, когда он достиг пригородов Парижа, небо было низкое и набрякшее, моросил дождь. Он добрался до Пятого округа и поселился в маленькой гостинице на рю Сен-Жак. Начало вечера он провел у себя в номере, немного вздремнул, потом спустился в холл, оставил ключ от номера у портье и набрал кучу туристических карт и брошюр. Глупо улыбнулся клерку – мол, я впервые в Париже.