Читать книгу "Белый Дух - Андрей Ветер"

– Нет. Криминалисты однозначно сказали, что он застрелился сам. – Клейст протянул руку с рюмкой. – Плесни и мне… Нет, Карл, твоя Герда интересует меня по другой причине. Как член партии она очень убедительна, идейно подкована, читает нацистские газеты. Одним словом, она похожа на плакат. Всё в ней соответствует требованиям Рейха.

– Тогда что тебя не устраивает? Зачем следишь за ней?

– У нас следят за всеми. И за мной, и за тобой, и за нашим начальством. Фройляйн Хольман иногда позволяет себе некоторые неаккуратные высказывания.

– Все мы не без греха.

– Ты знаешь, что она ведёт дневник?

– Неужели? – удивился Карл. – Наверняка расписывает, как я веду себя в постели.

– Да, есть там много лестных слов о твоём члене, ха-ха-ха!

– Мне нечего стесняться, Фридрих. Мы с ней одной крови. Она отдаётся немцу, а не второсортному человеку. Если у неё будут дети, то они будут нордической расы.

– Если тебя интересуют подробности её амурных дел, то должен сказать тебе, что она однажды спала с чехом, с Вацлавом Галеком. Об этом она тоже черканула пару строк в дневнике.

– Не может быть! Герда легла под славянина? Это чушь! Она насквозь пропитана национал-социализмом. От неё исходит стойкая ненависть ко всему неарийскому. Возможно, она хотела выведать что-то у Галека, чтобы развязать ему язык. Он же историк, профессор, приезжал сюда по моему личному приглашению. Я просил Герду развлечь его.

– Она всегда так усердно относится к поставленным задачам? Впрочем, ладно. Если эта баба тебе дорога, я не дам этому материалу ходу… Будем считать, что она раздвинула ноги в интересах Германии… А этого чеха мы отправили в лагерь.

– Вообще-то он мог быть ещё полезен. – Рейтер неопределённо пожал плечами.

– Извини, Карл. Закон есть закон. Ты же знаешь, что полагается за нарушение закона о запрете на связь между арийцами и неарийцами. Если судить по всей строгости, то её следовало бы отправить на пару месяцев в лагерь на исправительные работы. – Фридрих криво улыбнулся. – Вопросы расовой чистоты надо блюсти!

Ему, как никому другому, было хорошо известно, что такое вопросы расовой половой связи. В самом начале своей карьеры в гестапо он зарегистрировал брак с Магдой Менгеле – высокой блондинкой, типичным воплощением идеала национал-социалистской женщины. Она была дочерью богатого предпринимателя, её семья имела друзей в верхних эшелонах власти, но Магда всё же не сумела полностью подтвердить документами, что среди её предков не было евреев. Лишь показания высокопоставленных свидетелей, восхищавшихся её «нордической сущностью», позволили состояться этому браку. Однако в так называемую «родовую книгу» нацистов соответствующая запись о браке Фридриха Клейста и Магды Менгеле не попала; такие записи предназначались только для тех, кто мог убедительно доказать, что их предки были чистыми арийцами минимум с 1750 года. В конце бюрократической процедуры бракосочетания встал вопрос о продолжении рода. «Желаете ли вы продолжить ваш род в духе национал-социализма?» – спросил представитель расово-политического ведомства НСДАП. «Да, вне всяких сомнений!» – выпалил Фридрих, и врач СС сделал пометку в нужной графе…

Клейст навсегда запомнил состояние тревожного ожидания: разрешат ему брак с его избранницей или нет? В памяти прочно отпечатались лица членов комиссии, их колючие взгляды, холодные улыбки. Разве мог он – стопроцентный ариец – после этого быть равнодушным к фактам совокупления немецких женщин с представителями второсортных рас? Он готов был собственноручно расстреливать каждого, кто мог испортить кровь германскому народу и тем самым поставить под удар будущее семейное счастье любящих друг друга людей.

Фридрих исподлобья взглянул на Рейтера.

Раздался звонок, затем ещё. Фридрих поднялся с подлокотника.

– Вот и наши кошечки. Карл, не строй из себя привереду. Ты увидишь, что они очаровательны.

– Откуда они?

– Парижанки, старина! – счастливо рассмеялся Фридрих.

– А как же вопросы расовой чистоты? – насмешливо спросил Рейтер.

– Дружище, француженки нам совсем не опасны, вот польские бабы, чешские или русские – за них нам могут голову отвинтить… Если, конечно, кто-нибудь наверху прознает об этом. Но только не за парижанок.

– Откуда ты выкопал их?

– У меня налажен канал поставки лучших проституток из Парижа в Берлин. Ты давно не гулял по Александрплац? Зря, ты так закиснешь в своём Институте. Пройдись, увидишь уйму великолепных женщин, услышишь запах «Шанель».

– Стало быть, ты патронируешь проституцию?

– Надо же заниматься чем-то в своё удовольствие, Карл. Надо делать что-то для души. Ты же знаешь, я обожаю женщин. Меня возбуждает каждое женское тело. Но ты не поверишь мне: я боюсь женщин, – сокрушённо признался он. – Боюсь, как ребёнок боится своей матери. Я могу сходиться с ними только в том случае, если я чувствую себя начальником. А эти проститутки – мои подчинённые.

– Гестапо испортило тебя, Фридрих, – с грустью проговорил Карл.

– Нас всех испортило время…

Снова прозвучал дверной звонок.

– Сейчас ты сам увидишь, что это за штучки. – Фридрих качнулся. – И знаешь, они ни слова не понимают по-немецки! Ха-ха! В этом тоже есть своя непередаваемая прелесть. С ними не нужно общаться. Только тело, одно сплошное тело, дружище!

Белый Дух

Спокойно и равнодушно светило солнце. Деревья покачивали кронами, перешёптывались листьями. Ветер умиротворённо переваливался с ветви на ветвь и скользил по крутым склонам. Серые камни с мшистой поверхностью внимали бархатистому голосу ветра, но не отвечали ему ни единым звуком. Так прошло пять долгих дней, похожих друг на друга.

На привалах дикари давали Мари сушёного мяса, но особого внимания ей не уделяли. Никто из них ни разу не обратился к ней ни с единым словом, не проявил грубости, но сам вид длинноволосых туземцев, лоснившихся медвежьим жиром, вызывал в девушке инстинктивный страх. Вдобавок Мари сильно устала от долгих переездов, кожа на ногах была раздражена и покраснела от соприкосновения с жёсткой шерстью лошади, а ягодицы просто пылали, требовали срочного лечения. Но девушка не решалась сказать о своих мучениях никому, даже Крапчатому Ястребу, хотя по его поведению поняла, что он занимал главенствующее положение в отряде и что она, Мари, находилась под его покровительством.

Сам Крапчатый Ястреб выглядел очень плохо. Он осунулся, ссутулился, почти не разговаривал ни с кем. Наложенные на его рану какие-то листья, смешанные с глиной, не сняли воспаления: бок его заметно опух, надулся гноем.

Вечерами индейцы собирались вокруг тускло мерцавших углей костра и подолгу беседовали о чём-то. Однажды Мари увидела, как один из них извлёк из продолговатой кожаной сумки, густо обшитой бахромой, длинную трубку, и дикари стали курить её, передавая друг другу влево по кругу. Девушку поразило, как сильно изменились их лица во время курения. Казалось, их осветило изнутри неведомое таинственное сияние. Индейцы произносили иногда какие-то фразы, но она не понимала их смысла.