Читать книгу "Не промахнись, снайпер! - Владимир Першанин"

Насколько я знаю, это была одна из немногих попыток итальянцев на Дону взять инициативу в свои руки. Раньше они надеялись на скорое падение Сталинграда, а сейчас утепляли землянки в преддверии холодной русской зимы. Все же они еще верили в победу. Ведь наступательные удары Паулюса в Сталинграде продолжались до середины ноября, о готовящейся операции «Уран» никто пока не знал.

Четырнадцатого ноября 1942 года командующий итальянскими войсками генерал Мессе докладывал своему начальству, что русские не имеют достаточных сил, чтобы предпринять крупное наступление. Так думал генерал, а солдаты что-то чуяли. В предзимнем холодном воздухе висело ощущение какой-то неотвратимости. Сталинград все держался, подступала суровая русская зима. А бесконечная равнина с поникшей, покрытой инеем травой по правому берегу Дона вызывала тоску. Так позже описывали свое настроение выжившие солдаты Итальянского экспедиционного корпуса.

Тела убитых при форсировании Дона итальянцев хоронили их пленные товарищи. Вырыли две большие ямы и торопливо опускали туда трупы. Пленные, как правило, легко одетые, снимали со своих мертвых камрадов то, что побрезговали снять наши трофейные команды: окровавленные куртки и рубашки, желтое от мочи нижнее белье, носки. Так было!

Мы проходили мимо одной из ям, возвращаясь в свою дивизию. Капитан Чистяков вел роту, насчитывающую человек семьдесят. Три дня назад нас было двести десять. Итальянцы с лопатами отступали в сторону, согревая дыханием озябшие пальцы. На нас смотрели с опаской. Кто-то из бойцов громко свистнул и вскинул автомат. Пленные шарахнулись прочь. Ведь многие со страхом ожидали, что их тоже расстреляют и бросят в ямы к мертвым. Пропаганда и те гадости, которые они успели сделать (грабежи, изнасилования), висели над каждым как приговор. Но пленных итальянцев, даже чернорубашечников-фашистов, насколько я знаю, не расстреливали. Хотя наше наступление и холода обойдутся им очень дорого. Но об этом позже. А пока мы возвращались к своим.

Вернулись под праздники. Встретили нас хорошо. Командир полка объявил всем благодарность и приказал Чистякову подготовить представления о награждении наиболее отличившихся бойцов. Погиб Вася Колобов, снайпер из нашего отделения. Его оставили в полку, где обстановка складывалась более спокойная. Но получилось наоборот. На войне у каждого своя судьба. Пусть избитая фраза, но так оно и есть. Мы с Веней вернулись живыми после жестокого боя, а Вася Колобов попал под снаряд, когда подходил к своей землянке после дежурства. Тело посекло осколками, смяло винтовку. Его обнаружили лишь утром. Случилось это за сутки до нашего возвращения. В батальонах имелись и другие потери, но, конечно, меньшие, чем понесла наша сводная рота.

Нас отвели за шесть километров в настоящую баню. Когда снимал кальсоны, они прилипли к ране на бедре. Я рванул, отрывая ткань вместе с коркой. Вытек гной, бурая сукровица. Хорошо помылись, избавились наконец от вшей, которые в некоторых местах покрывали тело серебристой чешуей. Всех наголо постригли, затем по очереди побрили себе лобки и волосы под мышками. Минут десять сидели в холодном предбаннике, намазанные вонючей мазью, затем мылись настоящей горячей водой. Правда, досталось всего по две шайки, и нас без конца подгоняли. На каждую смену отпускали всего пятнадцать минут. Выдали новое теплое белье, ватные штаны, телогрейки-безрукавки под шинель. Лучше бы дали новые бушлаты, потому что снайперы выходили на передовую в фуфайках или бушлатах. Старые были сплошь заплатаны, прожжены. Ну, спасибо и за телогрейки.

Ясковец собрал наше куцее отделение. Осталось всего трое снайперов: Ангара, Веня Малышко и я. Веню перевели во второй батальон, теперь всем троим предстояло работать без напарников. Уточнили данные по снайперским книжкам и карточкам учета. У Ангары числилось официально 47 уничтоженных итальянцев. У меня двадцать три, у Малышко чуть более десятка.

— Старший сержант Ангара Иван Прокофьевич представлен к ордену Красной Звезды, — торжественно объявил Ясковец.

Нам с Веней обещали медали. Вообще с этими подсчетами всегда получалась неразбериха. Ангару явно тянули на «героя полка». Мне засчитали за неделю пребывания на участке соседней дивизии в бою с десантом всего четырех уничтоженных итальянцев. Хотя настрелялся я там больше, чем за предыдущие месяцы, и результаты имел куда выше. Но оспаривать цифры никогда бы не стал. За официальным термином «уничтожил» стояло простое и жутковатое слово «убил». Объяснять, доказывать, что я убил не двадцать три человека, а больше, было бы противно. Не удержавшись, напомнил Ясковцу, что меня уже представляли к медали «За отвагу». Спросил:

— Это что, вторая медаль? Или одной и той же второй раз награждают?

Начальник разведки полка, получивший перед ноябрьскими праздниками второй орден Красной Звезды, побагровел.

— Ты что, Егоров, медали выпрашиваешь?

— Проживу и без них.

— Встать! Заелись у нас некоторые… — капитан запнулся, подбирая нужное слово, но не подобрал, а называть меня снайпером ему не хотелось. Все же снайперов в полку уважали. — Ладно, иди. И ты, Малышко, тоже. А ты, Иван Прокофьевич, останься на пяток минут, обсудить кое-что надо.

Мы сели на бревно неподалеку от землянки, закурили. Часовой из комендантской роты, с автоматом через плечо, покосился на нас, но ничего не сказал. Затем появилась связистка, в туго затянутой юбке, хромовых сапожках и овчинной безрукавке. Я знал, что это подруга капитана, или ППЖ, как их называли. Бес тянул меня за язык Я встал и козырнул:

— Здравия желаю, товарищ лейтенант.

Она удивленно посмотрела на меня:

— Я не лейтенант. Сержант, как и ты.

— Медаль у вас новая. Вот подумал, что и звездочками не обделили. Работа ведь нелегкая.

Девица, которая хорошо пристроилась при штабе и офицерской столовой, мою подковырку отбила со снисходительной легкостью.

— Завидно стало? Приходи, попросись, может, и тебя возьмут.

— Таких достоинств не имею, — откровенно оглядывая ее ладно сбитую фигурку, с широкими бедрами и увесистой грудью, отозвался я.

— Что, нравлюсь? — вдруг улыбнулась связистка.

— Даже очень.

— На свидание только не набивайся.

— Что, старый для тебя?

Я намекал на Ясковца, который был лет на пятнадцать старше своей подруги.

— Сопливый ты еще. Подрасти немного. И штанами новыми обзаведись.

Отвернувшись, она пошла в блиндаж начальника разведки, а я почувствовал, что краснею. Брюки и гимнастерку не выдали, старые — штопаны и перештопаны, а ватник я надевал, уходя в засаду. Желая поддержать меня, Веня Малышко неумело выругался:

— Во, бля, выделывается, как вошь на гребешке.

— Не надо, Веня. Девушка видная и цену себе знает. Это мы в грязи вшами обросли да копоть отмыть не можем. Тебе легче бы стало, если б она на передовой связь тянула.

— А здесь ее натягивают! — не унимался мой напарник, уже бывший.