Читать книгу "Десять басен смерти - Арно Делаланд"

Он уже собирался выходить, когда раздался троекратный приглушенный стук в дверь. Он схватил кинжал и пошел открывать.

– Этьенн?

– Нет, – произнес суровый, глубокий голос.

На его лице появился оскал, когда он узнал своего посетителя.

– Лорд Стивенс! Я вас здесь не ожидал. Полагаю, вы пришли узнать новости…

Мужчина не отвечал. Он был очень высокого роста. Его лицо скрывалось в тени.

Баснописец поклонился.

– Ну что ж, входите, входите. Но не обижайтесь, если наша встреча будет короткой. – Он приложил руку к груди. – Меня ждет новая басня.

Неясные желтовато-оранжевые огоньки мерцали там и сям, как светлячки.

Пьетро рассеянно смотрел на них; его убаюкивала дорожная тряска.

Наконец, карета въехала на мощеный двор, и стук копыт утих под крики кучера «тпру!». Пьетро вышел и махнул рукой. Он посмотрел на окна. Особняк на улице Серсо был построен около пятидесяти лет назад. Под выступами большие окна глядели, как широко открытые в темноте глаза. Мерцающий в одном из окон огонек свидетельствовал о том, что Анна ожидала его возвращения. На крыльце пылали два факела. Пьетро вошел и снял треуголку, положив ее на столик прихожей. Он прошел по плиточному полу и начал подниматься по широкой белокаменной лестнице. Пьетро расстегнул жилет. Поднявшись, он заглянул в спальню Козимо. Дверь была приоткрыта; лежащее у входа белье подсказало ему, что Козимо там нет. Видимо, он отправился на какую-нибудь гулянку. В его спальне царил хаос: валялись мятые сорочки и фраки, посреди комнаты высилась куча как попало брошенной обуви. Постель была не застелена, толстый том «Энциклопедии» подпирал шатающийся комод – по-видимому, таким образом находили практическое применение технические и физические принципы искусств и новых наук, открытие которых приписывали себе Дидро и компания. Пьетро направился к спальне, которую они занимали с Анной.

Она уже заснула. Возле их ложа в позолоченных подсвечниках догорали свечи. В доме не было слуг с тех пор, как последняя служанка серьезно заболела гриппом и была отправлена домой. Следовало найти одного или двух новых слуг. У них теперь работал лишь повар по имени Ариэль, который в этот час, должно быть, храпел в кладовой. Пьетро улыбнулся, увидев, что Анна оставила ему тарелку с цыпленком и сыром. Она также приказала подогреть воду в кувшине для его купания в надежде, что он вернется вовремя. Вода еще была теплой. Пьетро снял сорочку, башмаки, панталоны и белье, затем опустил зудящие ноги в серебряный таз, положив на колени полотенце из лимбургской ткани. На мгновение он откинул всклокоченную усталую голову. Он посмотрел на камин, зияющий своим темным отверстием. Затем перевел взгляд на зеркало, прикрепленное к туалетному столику Анны. У нее было еще одно зеркало в ее маленьком будуаре, но перед этим, находящимся рядом с альковом, она расчесывала волосы, проснувшись поутру.

Пьетро увидел свое лицо. С того места, где он сидел, ему показалось, что зеркало было как-то странно повернуто. Он видел лишь часть своего искаженного отражения. Четверть его лица была отрезана деревянным овалом, в который было вставлено зеркало. Он принялся рассматривать свои черты. Приподнятая бровь. Расплывшиеся белила. Прищуренные глаза с морщинками в уголках век. Морщинки на лбу, не замечать которые он больше не мог. Конечно, он все еще был красив. Но в его возрасте он все-таки выглядел скорее как старый ловелас. Он вздохнул. В его глазах отражалось темное пляшущее пламя головешек, которое в этот вечер вызывало воспоминания о роскоши Светлейшей Республики, верных любовницах, карточных партиях под лепными потолками, дуэлях у подножия золотой лестницы, песнях над лагуной… Не сходя с места, он протянул руку и взял свой старый венецианский кинжал с перламутровой рукояткой, который он часто оставлял у туалетного столика Анны.

Минуту спустя его внимание привлекла странная тень. Он закрыл глаз. Тень была похожа на… цветок.

Орхидею.

Орхидея на стене.

«А кто я сам, – задал он себе вопрос, – если… не тень?»

Он развлекался тем, что пальцами изображал усики насекомого, возвышающиеся над венчиком воображаемой орхидеи… Да, в самом деле, кем был он сам, если не движущейся тенью? Басней? «Я есть басня. И Баснописец – тоже тень. А может, и весь мир. Театральные подмостки, на которых разыгрывается пьеса в четырех актах… Все лишь тени».

Он еще раз вздохнул, внезапно охваченный тревожным чувством.

Он посмотрел на Анну, покоившуюся в алькове между двумя натянутыми полотнищами и занавесками балдахина. Ее молитвенник в кожаном переплете упал на пол Рука Анны высовывалась из под простыни и свешивалась к полу, как будто для того чтобы погладить молитвенник Она лежала на животе, наполовину зарывшись лицом в подушку, и глубоко дышала Пьетро поднялся и встал на колени у постели. Только она одна была способна каждый раз возвращать его самому себе и дарить ему блаженство. До Пьетро доносился шум ветра, врывавшегося во двор и завывавшего по всему дому, но он ощущал странный жар, идущий от Анны. Он смотрел на нее, и лицо его хранило почти суровое выражение, почти озабоченное, как будто он силился вспомнить что-то абсолютное и жизненно необходимое. В полусне Анна открыла глаза. Он посмотрел на ее губы, ее пылающие щеки, родинку в уголке рта. На лице Анны отчетливее проступила светлая доверчивая улыбка: «А, ну вот и ты. Я знала, что ты вернешься».

Он поцеловал ее, шепнув.

– Соня моя, я люблю тебя.

Заканчивая раздеваться, он чуть было не опрокинул таз и едва сдержал проклятие.

В доме явно не хватало прислуги.

«А ты, Ландретто… Где же ты?» При этой мысли Пьетро улыбнулся, перед его глазами возник облик его вечного лакея Что то он поделывал сегодня вечером? Этот парень его тоже любил! Пьетро вспомнил, как тот в свое время помчался защищать его перед дожем и Эмилио Виндикати, как он приносил ему книги и городские новости в тюремную камеру, как обменивался остротами с Казановой, тогда также пользовавшимся гостеприимством застенков Республики.

«Ландретто, мой старый друг! Почему же ты не остался со мной? Мне тебя не хватает. Почему мы отдалились друг от друга?»

Но куда же ушло то время, когда они втроем пели песни в Венеции? Боже мой, как летят годы! Куда ушла их молодость – куда ушла его собственная? Он смотрел, как вдоль стен курится версальская пудра, представлял себе, как по маслянистым каналам плывут гондолы, как с лиц, с сердец и со стен сыплется штукатурка, – все это казалось каким-то туманным сном. Но куда же ушло то время, когда они пели?

Пьетро медленно вытянул ноги. Он задремал. Перед ним предстали образы Батиста Ланскене с жутким оскалом и ингаляционной трубкой, Розетты, подвешенной на ветвях с обглоданными волком ножками, и Жабы с вываливающимися внутренностями. Казалось» Баснописец смеялся ему прямо в лицо.

Через несколько минут он проснулся, поеживаясь от холода.

Он прищурился.