Читать книгу "Котт в сапогах - Сергей Ковалев"

– О-о-о… – донеслось мне вслед. Надеюсь, мой визит не навсегда лишил его членораздельной речи…

Где-то с милю я шагал довольно бодро и даже начал мурлыкать что-то маршевое себе под нос. Однако уже к концу второй мили лапы в сапогах начали гудеть, а сами сапоги превратились в настоящие арестантские колодки, поднимать их становилось все труднее, и в конце концов я сдался. Хорошо, к этому моменту солнце уже успело нагреть землю и идти босиком – если это выражение применимо к коту – было нехолодно. Сапоги опять перекочевали в мешок, который мне кое-как удалось пристроить на спине, удерживая лямку зубами. Тут уж стало не до мурлыканья, конечно. Как оказалось – оно и к лучшему. Топот лошадиных копыт и нескольких пар человеческих ног я услышал задолго до того, как погоня показалась на дороге, так что мне хватило времени, чтобы укрыться в придорожном кустарнике. Устроившись со всеми удобствами, я с удовольствием полюбовался чудным зрелищем.

Впереди скакал на лошади сам синьор Сароз в той нелепой позе, которая сразу выдает человека, впервые севшего в седло. Огюсту повезло: единственная лошадь в таборе – та, на которой демонстрировала свои скудные прелести Леди Годива, – пребывала в столь почтенном возрасте, что даже шпоры и плетка не способны были сорвать ее в галоп. Хотя, судя по испуганно-мужественному выражению лица, самому синьору Сарозу казалось, что он мчится со скоростью королевского гонца, не меньше. Его не смущал даже тот факт, что остальные участники погони не отстают от него, хотя и бегут пешком. В погоне участвовали Марк, Матвей, Синяша и – что неприятно кольнуло меня – Булыга. Пропустив их мимо, я спокойно потрусил следом, предаваясь возвышенным размышлениям о неблагодарности человеческой натуры и о том, закончится ли скачка для Огюста благополучно или я имею шанс обнаружить впереди всю компанию, скорбно окружающую бездыханное тело? Насладившись видением скоропостижно свернувшего шею синьора Сароза, я все же отогнал дурные мысли и пожелал хозяину цирка вернуться в Бугры живым. Пусть он бессовестный мерзавец и обманщик, но благодаря его деловой хватке несколько человек имеют крышу над головой и ежедневную похлебку в желудке. Да и синьору Сароз жалко – уж от нее-то я видел только хорошее…

Подивившись совершенно несвойственному мне образу мыслей, я опять свернул в лес и с максимальным комфортом устроился в ветвях граба. Весь мой воинский опыт подсказывал, что где-то в этот момент преследователи должны были сообразить, что так далеко пешком ни одному коту ни в жизнь не уйти. Если скачка не вышибла из Огюста мозги, он догадается, что я пропустил их мимо себя и теперь иду следом. А если он это поймет, то наверняка устроит засаду. Ну что же, посмотрим, на сколько хватит твоего терпения, Огюст…

Терпения у синьора Сароза хватило всего часа на три. Потом на дороге показались Марк и Матвей, за ними – Синяша, ведущий под уздцы лошадь с криво восседающим Огюстом. Замыкал шествие Булыга. Синьор Сароз непрерывно крутил головой и оглашал окрестности заунывными воплями:

– Господин капитан! Выходите! Нам есть что обсудить! Конрад, у меня к вам выгодное предложение! Конрад! Выходи! Выходи, подлый кот! Выходи, сволочь!

Дождавшись, пока процессия удалится достаточно, чтобы не слышать завываний Огюста, я спустился с дерева и побрел в сторону Либерхоффе.

Вновь свободный.

Снова один.

ГЛАВА ШЕСТАЯ,в которой повествуется о том, как благородный Конрад фон Котт повстречал ведьму с улицы Маргариток и какой неожиданностью это для нее закончилось

Шут оказался прав, и в его правоте мне пришлось убедиться гораздо раньше, чем он сам предсказывал. «Прогулка» с самого начала оказалась не из легких, но я даже предположить не мог, насколько она будет тяжелее в конце пути!

До Либерхоффе я добрался на вторые сутки своего бегства – совершенно обессиленный, со стоптанными в кровь лапами. За все время пути я не останавливался ни для сна, ни для еды… впрочем, есть все равно было нечего – продиктованная отчаянием и голодом попытка изловить какую-нибудь птичку или белку закончилась плачевно – у меня ведь не было того охотничьего опыта, который настоящие коты и кошки впитывают с молоком матери. Белка пребольно укусила меня и скрылась в ветвях дерева, а легко ускользнувшая из моих когтей сойка еще долго преследовала меня, отпуская на весь лес обидные комментарии и норовя нагадить на голову. Кошачьими лапами нормально закрепить мешок с вещами на спине не получалось, так что он постоянно сползал, натирая хребет. Если в начале пути он казался мне просто тяжелым, то к концу вторых суток я готов уже был его выбросить. Причем не выбросил я его исключительно потому, что к этому моменту уже перестал критически воспринимать происходящее со мной. По правде сказать, возвращение в город я помню смутно – голова кружилась от усталости и голода. По-моему, я о чем-то спорил со стражниками и что-то спросил у торговки пирожками. Во всяком случае, в памяти остались убегающие люди, но убегали они именно от меня или у паники была иная причина? Не помню… В этом полубезумном состоянии меня на счастье занесло в какие-то склады, где я инстинктивно забился в самый укромный угол и свалился без чувств.

Пришел в себя я от голода.

Надо заметить, одним из главных потрясений моей юности стало чувство голода. Семья наша, как я уже говорил, никогда не была богата, но мы не голодали. Бедность наша выражалась в том, что следовало бы назвать символами престижа – мы не устраивали балов и приемов, редко посещали таковые у других дворян, не было в заводе у нас также охоты и прочих развлечений, что приняты в аристократических кругах. Мы вели простую, скромную жизнь, мало чем отличавшуюся от жизни принадлежавших семье крестьян, разве что жили в замке и не трудились в поле. В отрочестве это экономное бытие убеждало меня в бедности моей семьи и служило источником дополнительных унижений в среде сверстников из благородных семейств, и без того издевавшихся надо мною из-за короткого имени. Однако я никогда не знал, что такое голод. Впервые мне довелось испытать это чувство, лишь став ландскнехтом, именно тогда я понял, насколько ошибался, считая нашу семью бедной, а положение свое – невыносимым. Нет, конечно, бывали дни и даже целые недели, когда мы обжирались деликатесами, а вина было столько, что солдаты мыли им свои сапоги. Но золотые времена для наемников давно миновали и гораздо чаще жилистый бок тощей коровы или козы, сваренный с ячменем, казался нам пищей богов. Помнится, однажды мы даже наловили и зажарили змей, а в другой раз Бешеный Огурец – чокнутый француз, имени которого никто в отряде не знал, – приготовил нам суп из лягушачьих лапок. Кстати, весьма вкусный… Я бы сейчас не отказался от миски-другой…

Я услышал какое-то тихое шуршание и чуть-чуть приоткрыл глаза. У самого моего носа крутились трое мышат. Вначале я даже не понял, что происходит, но по обрывкам фраз вскоре догадался – трое мышиных подростков обнаружили спящего кота и теперь кичились друг перед другом храбростью. Кто дольше простоит спиной к морде хищника, кто подойдет ближе всех, кто осмелится дернуть за ус… Такие маленькие, такие наивные, такие смешные в своем пафосе… такие мягкие и вкусные!