Читать книгу "Погром в тылу врага - Сергей Зверев"

– Товарищ лейтенант… – пробормотал он заплетающимся голосом. – Вы это… как это говорится? Вы здесь? В физическом теле?

– Ага, Загадкин, во плоти, – подтвердил Григорий, отпуская рядовому обидную затрещину. – Не ожидал? Как в анекдоте, да? Жизнь почти наладилась, но тут вернулась жена.

Дернулась голова, рядовой распахнул глаза, недоверчиво и почти осмысленно выставился на склонившиеся над ним фигуры.

– Товарищ капитан… Это тоже вы? Такое возможно?

– Такое невозможно, товарищ боец, – сдерживая смех, сказал Олег. – Но раз такое случилось, значит, это кому-то нужно. Ты понимаешь, что происходит? Черт, как же тебя? У этого солдата имя есть? – спросил он у Оленича.

– Иннокентием зовут это чудо, – под ржач Максима и Крутасова просветил Григорий. – Кеша, проще говоря.

– Кеша хорошая птичка, – стал кривляться и дурачиться Крутасов. – Кеша умная птичка…

– А вот за пьянку во время выполнения боевого задания и недостойное поведение на вражеской территории эта птичка ответит. По всей строгости ответит, – пообещал Оленич. – Я не зверь, но толчки на будущей неделе будут драить не какие-то там гражданские лица, а вот эта глупая и недоразвитая птица.

– Постой, не горячись, – придержал его Олег. – Парень виноват не больше, чем остальные. Ты понимаешь, что происходит, боец?

– Да в порядке этот кекс, – вынес вердикт Крутасов. – Уже вялый, но еще не дурак. Радуйся, дурачина, еще пара уколов, и тебя бы даже в психушку не взяли…

Парень определенно подавал надежды. Его шатало, он хватался за стены, глупо улыбался. Двое суток, проведенных в жутком каземате, растянулись для Загадкина в невыносимую вечность. Помнил все – хотя и смутно, без подробностей, с нарушением хронологии. Он куролесил в поселке, сломал какой-то частокол, повздорил с сонным мужиком, торчащим из окна… Но это водка виновата. И не потому, что она водка, а потому, что паленая. За все ему крайне стыдно, но то, что было дальше, просто ни в какие ворота не лезет. Он уже догонял своих (вернее, он так считал, что уже догонял), как свалились эти демоны на джипе. Откуда они взялись? Перегородили дорогу, давай в него фонарями тыкать. Потом орали что-то на английском, а он терпеть не может этот язык, в школе имел по нему твердую двойку. Стали хватать его за руки, он и зазвездил им. Их счастье, что они имели численное превосходство. Автомобильное путешествие на полу под ботинками он помнил плохо, было больно и обидно. Потом его куда-то сгружали, тащили по холодным коридорам, бросили в эту камеру. Он все готов понять, но беспредельничать-то зачем? За что? Уже позднее дошло – с другим перепутали. Разорялись снаружи, кто-то оправдывался, потом возник подчеркнуто интеллигентный молодой человек в очках, охраняемый двумя громилами, таращился на Иннокентия, как на антихриста какого, ей-богу. Он неплохо понимал по-русски, вкрадчиво осведомился: вы, собственно, кто, молодой человек? Загадкин понял, что запираться бесполезно и спасет его только правда и ничего, кроме правды. Интеллигент немного побледнел, но учтиво кивнул и убыл. Какое-то время, вероятно, шла проверка. Периодически за решеткой возникали обалдевшие лица, но быстро пропадали. Так и не выпустили, черти! Орали люди в соседних камерах, ругались на причудливых каркающих языках. Несколько раз охранники тащили по коридору оборванных арестантов, и его трясло от страха. Принесли поесть, и после еды он почувствовал слабость. Ноги отнялись, он лежал, не мог подняться. В камеру вошли несколько человек, двое остались на пороге, третий сел на корточки перед онемевшим бойцом, раскрыл чемоданчик. Невысокий, весь такой гладкий, лоснящийся, с лысиной в центре макушки. Представился на ломаном русском доктором Винни Хэнсоном. Поднял шприц, выдавил излишки препарата и вкатил солдату точно в шею. Только он очнулся, как принесли еду. Только поел, налился чугунной тяжестью – опять нарисовался врач-вредитель, вкатил вторую пилюлю, после которой у рядового совсем стали мозги отказывать, и потекли галлюцинации. Третьей пилюли он не дождался, спасибо отцам-командирам…

– Молодец, Загадкин, – под сдавленные смешки объявил Максим. – Жизнь прожить нужно ярко, и все в ней попробовать. А то помрешь – и вспомнить будет нечего.

– Аллес капут, командир? – осведомился Крутасов. – Кешку на закорки – да на историческую родину? Учти, мы на этой точке как бы на птичьих правах, скоро керосином запахнет.

– Я бы с удовольствием, – вздохнул Олег. – Да подписался еще на одно дельце…

Пропади оно пропадом, это дельце! В кутузке было не меньше двадцати камер. Олег обходил их все, всматривался в лица заключенных. А те с надеждой смотрели на него, припадали к решеткам, что-то бормотали на языках, в которых он был ни бельмеса. Пожилые, молодые, буйные, апатичные. Кто-то с синяками, у кого-то нервный тик, у толстяка с морщинистым голым черепом была повреждена рука – он лежал на боку, массировал ее от локтя до плеча и исподлобья разглядывал человека в штормовке, который разглядывал его. Благоразумные люди здесь еще оставались – понимали, что хрен редьки не слаще. Да и куда бежать? Поймают, как ни бегай. А еще надо разобраться, в какой ты стране и с чем ее едят… Он обежал все камеры, с удивлением обнаружил, что здесь имеются даже две женщины. Обе в дальних камерах. Одна – фигуристая, черноглазая, с большими пронзительными глазами, ее голова была затянута платком. Вторая лежала на матрасе, укрывшись грязным одеялом, свернулась клубком, отрешенно смотрела в пустоту. Спутанные волосы разметались по щуплой подушке…

Здесь не было ни одной европейской физиономии! В чем прикол? Облажаться столь крупно чекисты не могли, не тот формат. Или фигуранта уже увезли? Допустим, вчера или позавчера. Или помер – от гуманного обхождения и чрезмерной чуткости обслуживающего персонала. И похоронен под горой – без креста и могильного холмика. Скрипя зубами, капитан бросился в обратный конец кутузки, выстрелил пальцем в мученика, знающего русский язык.

– Перевод с арабского: «Как тебя зовут?» Живо!

– Эсмак эй… – машинально откликнулся тот. И взмолился: – Послушай, добрый человек, во имя Аллаха Всемогущего и Всеведущего…

– Да подожди, – отмахнулся Олег. И спохватился: – А звать-то как тебя, добрый человек?

– Серега…

– А-а, понятно. Ну, не кашляй, Серега.

И принялся заново обходить камеры. Подходил к решетке, выкрикивал:

– Эсмак эй? Эсмак эй? – дублировал по-английски: – What is your name? Can you speak English?

Товарищи смотрели на него с сочувствием. Загадкин глупо улыбался. Волосатое чудовище таращилось на него, как на пришлого марсианина, потом хрипло призналось, что имя его, данное матерью и Аллахом, да светится имя его, Рамзи Меджди… Он рычал что-то еще, просовывал искореженную длань через решетку, но Олег уже бежал дальше. Господин, имеющий сходство с террористом всех времен и народов, а также со Спасителем всего человечества, смотрел на него печально и ехидно, потом смилостивился, проговорил ровным голосом: Хусни ибн Хаббас… И повалилось как из рога изобилия: Хайбулла… Рушди… Тимур… Хакки… Раджаи… Рафаэль… Люди тянули к нему руки, умоляли выпустить на свободу, обещали заплатить. Молодой парнишка с типично арабской внешностью, но знавший английский, умолял избавить его от этих невыносимых пыток. Олег уже вспотел, плевался от злости. Подбежал к последним двум камерам, где сидела прекрасная половина человечества…