Читать книгу "День денег - Алексей Слаповский"

Гений встретил друзей не здороваясь, без удивления, провел в комнату, не познакомил с подругой своей, которая лежала на диване с книгой – и читать не перестала.

Писателю не терпелось.

– Здравствуй, Гений Недоделанный! – сказал он.

– Привет, – сказал Гений.

– Я пришел к тебе по делу.

– Неужели?

– Вот деньги, две тысячи долларов! Я хочу дать тебе их.

(Вышколенная подруга Гения даже ухом не повела, как лежала, так и лежала. И зевнула даже.)

– За что?

– Мы проводим некий эксперимент, – торопился Писатель.

– Это хорошо. «Кюммелю» хочешь?

– Нет.

– Дело твое.

Гений налил себе из изящного графинчика в темный стакан какого-то напитка и со вкусом стал пригублять.

(– «Кюммель» – это что? – спросил Змей тихо Парфена. Тот толкнул его локтем. Он сам не знал.)

– Продолжай, продолжай, – поощрил и разрешил Гений.

– Я даю тебе деньги. А ты пишешь расписку. Что ты продаешь свою душу черту за эти деньги. Согласен?

– Занятный эксперимент. Что ж, я готов.

Гений сел за стол и на чистом листе бумаги написал требуемую расписку.

Писатель схватил ее.

– Ты не написал сумму! Две тысячи долларов! Прописью!

– Извини.

Гений дописал.

Потом взял из рук Писателя пачку банкнот и стал аккуратно рвать ее своими артистическими пальцами.

Подруга все так же читала.

– Видишь ли, друг мой, – сказал Гений офонаревшему Писателю, бросив обрывки на пол, – твой эксперимент глуп и пошл, как все, что ты делаешь.

– Ты не читал ни одной моей строки!

– Это и не обязательно. У тебя на лице все написано. И черновики, и чистовики. Ты бездарен.

– А ты гений?

– А я гений, – спокойно сказал Гений. – Потому что я в душе своей давно уничтожил все категории, все те системы координат, на которых базируется человеческое сознание. Ты говоришь: продать душу. А что такое – продать? И что такое душа? Ты говоришь: черт. А что это такое? Ты говоришь: расписка. А что это? Ты говоришь: деньги. Не понимаю!

– А жрешь на какие шиши? – неприязненно спросил Змей. Ему казалось, что он знает таких людей. Есть в их среде человек по кличке Трехголовый (хвастал, что у него три высших образования), тот тоже орет все время, что презирает материальное как факт и как философию, но, между прочим, где выпить на халяву, он чует своим носом и фактически, и философски. Едва соберутся мужики и бутылки не откроют еще, глядь – его тощая трехголовая фигура уже маячит поблизости.

– Живу на какие шиши? – иронически спросил Гений. – На деньги, конечно! Но дело не в предмете, а в отношении к нему! В моем сознании все становится артефактом! Думаете, я такой дурак, что не понимаю, что на эти две тысячи можно было бы купить много хорошего? Прекрасно понимаю! Но это – не артефакт! А вот порвать их – артефакт! Для меня лично это принесло гораздо больше морального удовлетворения и даже физического, поскольку я ощутил нечто вроде интеллектуального оргазма! А эти артефакты, в свою очередь, преобразуются в стройную систему моего романа «Бездонный колодец»!

– Ты пишешь роман? – спросил Писатель – и даже с уважением: он никак не может избавиться от привычки трепетно относиться к попыткам других людей творчески выразиться.

– Писать? Но разве ты не знаешь, что всякое Слово уничтожает Пра-Слово? Разве ты не знаешь, что пишешь не по чистому листу: нет чистых листов, на каждом уже что-то написано! Замарывая своими закорючками это написанное, ты, может, уничтожаешь великое! А?

Писатель вдруг почувствовал, что Гений в чем-то прав. И ему глупой показалась эта квазидемонская затея с распиской о продаже души черту.

Почувствовав себя победителем, Гений решил упрочить победу.

– Или вот, – указал он на девушку. – Я, как вы это называете, люблю ее. Хотя – по-другому. К примеру, я пью кофе, так? Я же не говорю: «мой кофе»! А если и говорю, то это так, речевой оборот. Кофе – для всех и всем. У меня есть – почему не угостить? Точно так же дико говорить: моя женщина! Точно так же естественно угостить ею других. Многие, кстати, так называемые первобытные народы поступают мудро и инстинктивно подобным образом. Обнажись, котик, – сказал он подруге.

Та обнажилась, что стоило ей небольшого труда, ибо на ней было всего две-три вещи, и лежала гибкая, гладкая, стройная, спокойно глядя в потолок.

– Хороша? – спросил Гений.

Писатель затаил дыхание, Парфен, напротив, громко задышал, а у Змея кадык с бульканьем прошелся по всему горлу.

– Тогда прошу! – пригласил радушный хозяин.

– Но она-то не кофе, ее-то спросить надо бы! – вырвалось у Змея.

– Сейчас она – кофе. А потом этим напитком могу стать я. Сосуществование двух людей во взаимном согласии и уступках – утопия! Необходимая равновесная сменяемость тиранств. В чем-то я тираню тебя, а в чем-то – ты. При взаимном согласии. Главное – чувство равновесия, око за око, зуб за зуб, как говорила мудрая Библия, а не ваш людьми придуманный Новый Завет! Ну? Кто первый?

Друзья не шелохнулись.

– Другого я и не ожидал! Вас ведь трое. О, стадо! Все человечество – стадо! И каждый боится мнения других! Ладно, выпьем, в самом деле, кофе. Котик, расстарайся для друзей.

– Иди ты, – сказала котик, одеваясь и берясь за книгу.

– Это – око за око! И равновесие восстановлено! И гармония торжествует! – сиял наглядностью своей правды Гений. – Ладно, пойду сварю кофе.

Но друзья отказались, заторопились – и ушли.

– Тсс! – вдруг сказал Змей, едва захлопнулась дверь. Он имел поистине змеиный слух и нечто услышал. А вскоре, по мере нарастания силы звуков, услышали и Парфен с Писателем.

– А я не б. тебе, чтобы под каждого подкладывать! – кричала девушка.

– Так не берет никто! Это – артефакт! А вот кофе могла бы сделать, сучка голоногая!

– А он есть у нас? Я чуть не обоссалась от обиды, когда ты деньги порвал!

– Дура! Ты посмотри, как аккуратно порвал! Их в любом банке поменяют, потеряем сотни три-четыре, вот и все!

– А они у нас лишние, эти три-четыре, козел? Гений недоделанный! Что ж ты им не сказал, что твой «Бездонный колодец» из всех редакций и издательств возвращают? (Слово «бездонный», заменив всего две буквы, девушка превратила в многозначительное грубое ругательство.)

– Котик, не тронь этого! В морду дам!

– А по я. н. х., и. е.?

Тут друзья застеснялись и ушли.