Читать книгу "Атомный экспресс - Андрей Дышев"

Занятый едой и прогнозированием, я не сразу услышал голос Филина. Он ходил по коридору из стороны в сторону и безрадостным голосом говорил:

– Подполковник? Вас что, уже разжаловали?… А-а, так вы не тот, вы другой! А где тот?… Его сняли? Наломал дров?… Да нет, дорогой мой, он не дров наломал. Он меня ранил и подверг смертельной опасности ни в чем не повинных пассажиров. Обманул меня, решил взять коварством и хитростью… Значит, теперь вам поручили пудрить мне мозги? Что ж, приступайте…

Для симуляции время было неудачное. Филин, занятый разговором, не стал бы разбираться с моими стонами и поручил бы сержанту заткнуть мне рот. А может быть, он бы великодушно разрешил Миле пройти ко мне. Откровенно говоря, мне нужен был повод, чтобы перенести встречу с Милой на неопределенное время. Она была странной до чудачества, и мне не хотелось рисковать ради того, чтобы послушать ее бредни. Куда важнее было переговорить с Владом и внушить ему, что цистерны с бензином, от которых он все никак не мог оторваться, намного дешевле жизни.

– …Слушайте меня, подполковник! – говорил Филин. – Ваша сторона бездумно растратила лимит доверия. Поэтому наше общение с вами будет крайне лаконичным и жестким. У нас изменились планы. Заправленный локомотив должен стоять на путях не перед Казанджиком, а перед Кизыл-Арватом. Он должен стоять там уже через час. Если вы этого не сделаете, нам придется постепенно избавляться от заложников.

Разговор Филина с руководителем операции затягивался. Можно было воспользоваться моментом и попытаться связаться с девчонками. Купе Регины соседствовало с купе Влада, и при желании они могли расковырять ножом щель под перегородкой и обменяться записками. Я мог бы сделать вид, что иду в туалет, и подкинуть Регине или Лесе какое-нибудь воззвание, но вся проблема заключалась в том, что сержант пропускал только в туалет с выломанной дверью, который находился в моей стороне.

Я вскочил с дивана и принялся ходить по купе, как зверь по тесной клетке, – два шага в одну сторону, два шага в другую. Жажда действий охватила меня всего. Ранение Влада и очень убедительный рассказ Филина о нашей ближайшей перспективе словно пробудили меня от спячки. Период любопытного созерцания закончился. Этот приятной наружности и интеллигентный с виду человек с фамилией Филин церемониться с нами не будет. Он пошел ва-банк, угнав железнодорожный состав, и явная абсурдность этого решения лишь подтверждала его авантюрно-безумный характер.

Даже если учесть, что в кабине машиниста локомотива находятся два террориста, то, значит, всего их пятеро. А в нашем вагоне их лишь трое! Только лишь трое! Для Влада, умеющего раскидывать врагов охапками, выкинуть этих полусумасшедших мямликов из окна вагона – привычное и приятное занятие. А если к нему приплюсовать мое страстное желание отполировать морды террористов песком, да неуемную энергичность Джонсона, да мстительное бесстрашие девчонок – сила получится впечатляющая.

Я выглянул в коридор. Филин продолжал двигаться, высоко подняв руку с телефоном. Он хмурился, качал головой – переговоры шли трудно. Сержант, поставив ногу на откидной стульчик и опершись о колено, стоял ко мне спиной и прислушивался к разговору. Улучив момент, когда Филин высоко поднимет лицо, я мог бы незаметно перейти в соседнее купе, а оттуда, словно прячась за деревьями, – в следующее и так добраться до Влада. Конечно, риск был велик, но я успокаивал себя тем, что двум главным фигурам – мне и Владу – террористы постараются пока не причинять вреда. Мы должны были, словно непальская царевна, изредка появляться в окне, изображая главарей террористов, а для этого как минимум надо быть живым.

Поговорка «семь раз отмерь и один раз отрежь» – не для меня. Я только раз отмеряю и режу тотчас, немедленно, чтобы не передумать и не отступить.

– …их просто не выпускать дальше Кизыл-Арвата, – говорил Филин, стоя у разбитого окна, прикрытого шторой, из-за которой вырывался упругий горячий ветерок. – Все товарняки и пассажирские поезда задерживаешь перед узловой, один за другим. Как поезда московского метро встают в пробки под землей… Что? Никогда не были в Москве?…

Сержант слушал его, замерев. Автомат он держал на руках, как младенца, положив ствол на сгиб левой руки. Перед лицом Филина покачивался горшок с пушистым цветком, едва ли не задевая кончиками подсыхающих листьев его лба и щек.

– …Повторяю: никаких встречных поездов. На этом участке мы одни! Ни самолетов, ни вертолетов, ни летающих тарелок…

Я бесшумно вышел в коридор и, не отрывая спины от перегородки, ужом скользнул в следующее купе. Мила даже не услышала, как я вошел, и, прикрываясь от меня журналом, продолжала лежа читать. Это была редкостная удача. С трудом сдерживая дыхание, чтобы не выдать себя, я повернулся к дверному проему и осторожно выглянул в коридор. Филин продолжал говорить, сопровождая взглядом раскачивающийся перед ним цветочный горшок, а сержант все так же укачивал на руке «калашников». Я уже выдвинул вперед плечи, собираясь перебежать в купе Влада, как сержант неожиданно убрал ногу со стульчика и сел на него спиной к окну, уставившись на красный рычаг стоп-крана.

Я дал задний ход. Удобный момент был упущен. Наверное, я зря заскочил в купе Милы, надо было пропустить его. За моей спиной зашелестели страницы журнала, и я невольно напрягся, словно ожидая удара.

– Сюда! – прошептала Мила, хватая меня за руку и заставляя сесть с ногами на диван, прижавшись спиной к перегородке рядом с дверью. Она встала на мое место, изо всех сил стараясь занимать как можно больше места в пространстве, выплыла из купе в коридор, посмотрела по сторонам и вернулась в купе, слегка прикрыв за собой дверь. Села на диван, откинулась на горку подушек, спрятала колени под простыней и закрыла лицо до уровня очков журналом.

Мы касались друг друга ногами, причем я был в кроссовках, а Мила – босая, но она придумала здорово. Со стороны коридора увидеть меня было практически невозможно, как и заметить, что Мила с кем-то разговаривает.

– Мне надоели ваши ехидные намеки, – сказала Мила тихо из-за журнала. С обложки на меня смотрела Мадонна с непривычными карими глазами. Казалось, что это она со мной разговаривает. – Хочу вас предупредить, что вы узнали то, что я никому бы не советовала знать.

Надо было соблюдать хорошую мину при плохой игре. Я уже привык, что Мила бьет не в бровь, а в глаз и что каждая ее фраза при всей ее бессмысленности ошарашивает, как ушат ледяной воды.

– Не кривите губы, я вас не пугаю, я говорю вам то, что есть, – продолжала она. – Если что-либо, хоть одна бумажка, пропадет из моего чемодана, я не могу гарантировать вам благополучия, даже если вы сумеете выкрутиться из этой нелепой ситуации. И вообще, я бы посоветовала вам навсегда забыть то, что вы увидели.

Что я мог сказать в ответ этой несчастной женщине? Что я ровным счетом ничего не понимаю в ее словах? Что понятия не имею, что должен забыть, а что имею право помнить? И вообще, глубоко сочувствую ее подорванной психике?

Мила через очки изучала мое лицо. Не знаю, что на нем отражалось, но тон ее стал несколько более мягким.