Читать книгу "Курсант. На Берлин - Павел Барчук"

момент, когда мы поймём, что настало время. И вы должны помнить о сыне. Если что-то в вашем поведении покажется нам подозрительным… — Я многозначительно замолчал, выдерживая паузу. Затем продолжил. — А требуется… Завтра в доме одного из эмигрантов, достаточно известного в определенных кругах человека, состоится прием. Я должен быть там. Вместе с вами. Насколько мне известно, вход на мероприятие ограгичен узким составом приглашенных из-за присутствия некоторых персон. Вы представите меня как хорошего друга семьи. Как человека, заслуживающего доверия. На сегодня это все. Думаю, разумно оставить вас в одиночестве, чтоб вы имели возможность предатся размышлениям.

Собственно говоря, на этом закончился наш разговор. Единственное, что еще было добавлено с моей стороны, это — название гостиницы, где я проживаю, и очень короткая версия возможного знакомства с Шульгиным. Учитывая мой прямо скажем, юный возраст, за основу взяли родителей. Мол, отец и мать имели дружеские отношения с Шульгиным. В бо́льшей мере, с его детьми. В принципе, от правды это было не сильно далеко. Они действительно могли дружить, мои родители и сыновья Василия Витальевича. А проверить сейчас данный факт невозможно.

Закончив беседу, я, не дожидаясь Куусари, шустро откланялся. Зачем нервировать Шульгина своим присутствием? Он и без того не особо этому рад.

И вот именно наш разговор отчего-то не давал мне заснуть. Долго не давал. Конечно, все, что я говорил — это была заготовка, которую мы предварительно обсуждали с Шипко. Особенно про взгляды Василия Витальевича на политические и общественные процессы в Европе. Но дело не в этом, конечно. Не в самом разговоре.

Хоть убейся, перед глазами маячило это его бледное лицо и взгляд, в котором на долю секунды мелькнула надежда, что сын к нему вернётся. Шульгин поверил мне. Поверил… Интересно, конечно. Видимо, действительно каждый судит окружающих по себе. В общем, заснул я с ощущением говнястого осадка на душе.

В итоге поспать удалось не больше трех часов, когда в номер начали ломиться.

Стук в дверь повторился, только уже более настойчиво. Я перевернулся на другой бок, положил сверху подушку, прямо на ухо, и попытался снова задремать.

Ясное дело, начальник сыскной полиции отличается ослиным упрямством, поэтому он не уйдет. Но вскакивать и бежать к двери, чтоб открыть ее для упрощения задачи господина Риекки, я не собираюсь. Пусть поработает, в конце концов. А то все ему как-то легко достаётся.

— Витцке, открой. — Послышалось из коридора.

Судя по напряжению, звучавшему в голосе, Эско с гораздо бо́льшим удовольствием заорал бы, но не может. В гостинице есть еще постояльцы и этим господам точно не понравится ранняя побудка.

— Вот козел, блин… — Буркнул я, выбираясь из постели.

Состояние было поганое, еще бы поспать часика три-четыре. Но очевидно, начальник сыскной полиции не уйдет.

Докандыбал до двери, прямо как был, в трусах и майке, щелкнул ключом в замке, открыл дверь, затем развернулся и шустро зашлепал в сторону кровати.

— Алексей! Какого черта? — Риекки ворвался в номер как ураган. Как торнадо. Правда, слегка потрёпанное торнадо.

Одежда на нем была та же, что и вчера. Видимо, господин Риекки даже домой не заходил. Волосы стояли дыбом, один рукав, оторванный в драке, держался на булавке, под глазом виднелся фингал. Неплохо его помутузили господа военные.

— Где ты шлялся? — С ходу начал Эско.

— Вообще-то, господин Риекки, судя по внешнему виду, шлялись вы. — Я обернулся и многозначительно окинул начальника сыскной полиции взглядом. — Заметьте, из нас двоих не спится вам. Я, между прочим, вообще в постели.

Дверь в номер оставалось приоткрыта и в щель было заметно, как в коридоре топчется Олав вместе с парочкой парней в форме. Вид у администратора был удручённый. Похоже, досталось ему нехило от начальника сыскной полиции.

Следующие полчаса прошли у нас в преперательствах. Риекки требовал рассказать ему, где я провёл время. Я требовал, чтоб от меня отчипились и дали выспаться. В какой-то момент стало понятно, Эско сейчас взорвется. У него начали трястись губы. Но не от расстройства и не от тоски-печали. Риекки еле сдерживал рвущуюся наружу злость.

— Я знаю, ты был в салоне мадам Жульет! Куда делся потом⁈ — Громко, пуская слюну сквозь сцепленные зубы, зашипел Эско. — И почему⁈ Почему вдруг оказалось, что мне необходимо оплатить дополнительные траты⁈

— Ну что вы пристали, не пойму. Я — молодой мужчина, между прочим. Попросил у Олава одежду. Вы же бросили здесь в том тряпье, в котором я провел несколько дней.

Я встал с кровати, на которой сидел, и прошлепал в гостиную. Риекки, еле сдерживая желание придушить меня, двинулся следом.

— Потом да… Отправился в этот салон. Зашел, мне не понравилось. Еще какие-то мужчины там устроили заварушку. — Я взял графин с водой, налил себе в стакан живительной влаги, выпил, попутно продолжая рассказ. — Еще говоря, будто финны спокойные и рассудительные. Такая драка была, позавидуешь. Я отправился прогуляться. Все. Потом вернулся в номер.

— Тебя тут не было! — Рявкнул Эско.

— Ну здравствуйте, приехали. — Я развел руки в стороны, намекая начальнику полиции, что вообще-то стою перед ним. — А это кто? Приведение? Если вы имеете в виду, что меня не заметил Олав, то он просто спал бессовестным образом. Знаете, на вашем месте я бы не имел с ним дел. Ненадёжный товарищ.

— Почему мои люди не видели твоего ухода?

— Еще лучше… Теперь вы обвиняете меня в непрофессионализме ваших сотрудников. Господин Риекии, это уже слишком.

В общем, с горем пополам, накал нашей беседы пошел на спад. Правда, лишь по той причине, что я перестал кочевряжиться. Ну и пожалуй потому, что начальник сыскной полиции еще сильнее уверовал в мою значимость с одной стороны и глупость с другой.

Вернее, мы пришли к этому в процессе диалога. Естественно, на фактор значимости давил я. А вот насчет глупости, это уже сам Риекки додумал. Если говорить более точно, я очень постарался, чтоб у него окончательно укрепилась данная мысль. Что я — молодой, дорвавшийся для свободы пацан, который не сильно отягощен принципами