Читать книгу "Глядящие из темноты - Максим Голицын"

Неожиданно сплошная зеленовато-бурая стена распалась, и Леон смог различить меж стволами просеку, ведущую в глубь лесной чащи.

— А что, с этим лесом никаких преданий не связано? — спросил он Айльфа.

Невысказанное «надеюсь» повисло в воздухе. Хороший же он этнограф, нечего сказать… Айльф тем не менее его понял.

— Нет-нет, — торопливо сказал он, — разве что так, по мелочам.

Просека была узкой, но тщательно расчищенной — земли его светлости и впрямь содержались в порядке.

А потому передвигаться здесь было легко, несмотря на то, что темнело тут быстро — гораздо быстрей, чем на равнине. В ветвях тревожно посвистывала какая-то ночная птаха.

— Волки тут рыщут, — неожиданно замогильным голосом сказал Айльф, — страшные волки с железными зубами, с пылающей пастью.

Сорейль вздрогнула и крепко вцепилась в пояс Леона. Айльф, довольный произведенным эффектом, хихикнул.

— Да ну тебя, — сердито сказал Леон.

— Жильем пахнет, сударь, — уже серьезно сказал юноша. — Приятно будет заночевать под крышей, верно?

Из темноты выплыла поляна, а на ней — с трудом различимый в сумерках дом с пристройками, окруженный низким частоколом.

Айльф спрыгнул с мула и, передав повод Леону, пошел открывать ворота.

— Хозяин, — крикнул он во весь голос, — хозяйка! Ворота распахнулись, и они въехали во двор.

Тут было тихо; лишь бормотал что-то протекающий по поляне ручей.

— Странно, — сказал Айльф, — вы подождите тут, сударь, я зайду в дом.

Он легко взбежал на крыльцо. Массивная дверь была распахнута, изнутри поглядывала густая тьма. Вдруг затеплился огонек — Айльф зажег плошку с маслом. Сквозь дверной проем было видно, как язычок пламени двигается по комнате, потом Айльф вновь вышел на крыльцо.

— Никого нет, — сказал он. — Недавно ушли — пепел в очаге еще теплый. Странно это, сударь.

Он поставил плошку на пол и повел лошадей к коновязи.

— Может, — предположил Леон, — лесник обходит участок и вернется только к утру?

Айльф нырнул в пристройку и вышел с охапкой сена.

— Как знать, сударь… Не один он тут жил… там есть и женские вещи, в доме.

— Ну, мы-то переночевать сможем?

— Почему нет… — голос у Айльфа все же был неуверенный.

Леон поднялся на крыльцо. Плошка мерцала на столе, в углах скопились черные тени.

— Я же говорю, сударь, пусто.

— Может, оно и к лучшему.

Леон обернулся к одинокой фигурке, сливающейся с полумраком.

— Проходи.

Сорейль молча прошла в комнату и остановилась. Она все это время пребывала в каком-то странном полусне; это было даже не горе, нечто другое — он так и не мог понять, что именно.

Айльф пропал — словно растворился во тьме. Впрочем, Леон слышал, как он тихонько посвистывает, заводя лошадь в пустую конюшню. Не дожидаясь слуги, Леон принялся зажигать очаг — огниво казалось бесполезным в неловких пальцах, и он украдкой, заслонившись спиной от Сорейль, извлек из кармана на поясе зажигалку. Но и в этом случае на то, чтобы огонь разгорелся по-настоящему, ему потребовалось неприлично много времени.

На крыльце раздались чьи-то торопливые шаги — он тревожно обернулся, но облегченно вздохнул, увидев стоящего в дверях Айльфа.

— Я напоил животных, сударь, — голос у него звучал как-то странно.

— Ну и ладно, — Леон отряхнул испачканные золой руки.

— Можно вас на минуту, — юноша вновь направился к выходу, глядя на Леона через плечо.

— Да-да. — Он обернулся к Сорейль: — Отдыхай. Она молча села на скамью, расправила складки плаща, сцепила на коленях руки и застыла.

— Сидит, — неодобрительно проворчал Айльф, — чисто дева Карна на храмовой резьбе. Нет чтобы воду согреть… А! — он горько махнул рукой.

— Оставь, — недовольно произнес Леон, — лучше скажи, что там стряслось.

— Я нашел лесника, сударь, — тихо сказал Айльф, — никуда он не ушел. И больше никуда не уйдет. Он лежит на берегу ручья. С перерезанным горлом. Что это делается, а, сударь?

Пока Леон брел вслед за юношей к ручью, он ощущал озноб — и не только от наступившей ночной прохлады. Небо испускало остатки света, заставляя воду вспыхивать прохладным серебром. Оттого было хорошо видно, что темная фигура лежит у воды ничком, раскинув руки. Леон, сжав зубы, дотронулся до остывающего тела.

— О господи! — пробормотал он.

Чужое, неприютное пространство насмешливо глядело сотней враждебных глаз.

Казалось, Айльфа ничем нельзя было пробрать — он деловито осмотрел труп, потом обернулся и поглядел на Леона непроницаемыми в темноте глазами.

— Лихо с ним расправились, — заметил он.

— Убит? — все еще не хотел верить Леон.

— А вы как думали? Сам себя так уделал? Грабители, сударь, точно грабители. Они и скотину свели.

— Разбойники? — удивился Леон. Слова «лесные разбойники» ассоциировались у него с Вальтером Скоттом и звучали как-то ненатурально. Он представил себе щеголеватых типов, вырядившихся в зеленое, с луками и колчанами за плечами. Айльф, который Вальтера Скотта не читал, серьезно кивнул.

— Сам-то я с разбойниками сроду не встречался, но раньше в этих лесах и впрямь пошаливали… Ежели поднялись люди с насиженного места — куда им деваться? Не с голоду же помирать. Вот они и промышляют помаленьку. Скотину свели, женщин небось тоже увели… А этого похоронить бы надо. Сейчас, сударь, одеяло возьму, мы его и перенесем.

— Перенесем? Куда?

— Ну, не у воды же хоронить… Там, за домом.

Он уже направился в дом, когда Леон окликнул его:

— Ты это… Сорейль не говори… не беспокой… Айльф неопределенно хмыкнул.

— Ладно. А только что бы ей сделалось?

Леон остался стоять рядом с мертвым телом. Ему было не по себе — насильственная смерть для него, не имеющего богатого полевого опыта, все еще казалась чем-то из ряда вон выходящим. «Будь он проклят, этот запрет на оружие, — подумал он, — мы же совершенно беззащитны. Этнограф, мать его так, мальчишка придурковатый и девушка… тоже не в себе. Подобралась компания! Господи, еще неделю назад все было так хорошо, так спокойно… Сидели в тепле, в безопасности, дожидались Второй Комплексной. Нет, прав был Берг, прав — нельзя им сочувствовать, нельзя отзываться на просьбы… вот оно боком и выходит».

Айльф вынырнул из тьмы, точно блуждающий огонек. Он нес фонарь, а заодно ухитрился прихватить лопату и грубую холстину. Казалось, что вдоль ручья бредет не человек, а горный дух.

— Вот и я, сударь, — бодро сказал он. Похоже было, что страх уже покинул его, наподобие того, как стекает вода с гладкого оперенья утки. — Упакуем беднягу, что ли?