Читать книгу "Век Вольтера - Уильям Джеймс Дюрант"

1700 году — шесть, а в 1800 году — девять.37 Почти весь прирост пришелся на города, питаемые и подпитываемые промышленностью и торговлей. К 1740 году в Лондоне насчитывалось 725 000 жителей; теперь это был самый густонаселенный город на земном шаре; Дефо в 1722 году осуждал его как «заросший».38 Следующим был Париж с 675 000 жителей в 1750 году; затем Амстердам, Вена, Неаполь, Палермо, Рим. Лондон был в десять раз гуще Бристоля, второго по величине английского города, и в восемнадцать раз больше Норвича, третьего по величине. Столичные центры собирали в своих руках рычаги управления экономической жизнью страны, превращая труд и продукты полей, шахт и магазинов в утонченную прибыль финансов.

Лондон был хорошо расположен, чтобы развиваться вместе с английской торговлей и колониями. Океанские суда могли подниматься вверх по Темзе, и хотя (до 1794 года) доки не могли их причалить, армия нечистоплотных грузчиков, использующих три сотни лихтеров, была доступна для перегрузки товаров с корабля на берег или другие суда; таким образом, Лондон стал оживленным центром реэкспорта на континент импорта из заморских стран. Речной берег не был таким опрятным, как мы видим его сейчас; он был оживлен похотливыми грузчиками, изголодавшимися по сексу матросами и женщинами, распущенными в одежде и поведении, нецензурными в обращении и речи, живущими в лачугах и тавернах и соперничающими с моряками в пьянстве и насилии.39 Сама река была живописна: на ней пестрело множество судов — от рыбацких лодок до огромных военных кораблей, а по течению курсировали маленькие паромы. Король, лорд-мэр и некоторые знатные особы содержали изысканные баржи и использовали их, чтобы подниматься по реке в Виндзор или другие дворцы. До 1750 года Лондонский мост оставался единственным способом пешего перехода с северной на южную сторону города, но в том же году было завершено строительство Вестминстерского моста, а в 1757 году Лондонский мост был освобожден от бремени домов и магазинов. Венецианский художник Антонио Каналетто, посетивший Лондон в 1746 и 1751 годах, был впечатлен сценами оживления на воде и оставил несколько знаменитых картин, показывающих нам Темзу такой, какой ее знали и любили Поуп и Джонсон.

Джонсон, вероятно, еще больше любил лондонские улицы, хотя они все еще были плохо освещены, плохо вымощены и очищались в основном дождями. В 1684 году была создана система уличного освещения, в соответствии с которой в каждом десятом доме устанавливался фонарь со свечой, но освещались они только в безлунные ночи, только до полуночи и только с Михельмаса (29 сентября) до Дня леди (25 марта). В 1736 году городские власти приняли решение установить по всему Лондону пятнадцать тысяч масляных фонарей, которые должны были гореть от захода до восхода солнца; это стало торжественным событием в жизни столицы, значительно повысив ночную безопасность ее улиц.

Со времен Великого пожара 1666 года тротуары в основном выкладывались небольшими круглыми камнями, что оставалось стандартом вплоть до XIX века. В центре каждой улицы проходил водосток, в который стекало много мусора и отводились дождевые потоки. Бордюров не было, но линия столбов отгораживала шестифутовую дорожку для пешеходов. На улицах шумели повозки, вьючные лошади, кареты и частные экипажи, запряженные лошадьми, стучащими копытами по брусчатке; здесь были и торговцы — многие из них женщины — с сотней видов еды и одежды; странствующие ремесленники, предлагающие ремонт, водители, спорящие, лающие собаки, попрошайки, уличные певцы, поющие баллады, органы, перебрасывающие свои мелодии от стены к стене. Люди жаловались, но любили эти шумы, которые были жизненной средой их жизни. Только карманники и проститутки работали бесшумно.

Дома начали получать номера улиц в 1708 году. К 1750 году в большинстве из них была проведена вода. Санитария улучшалась. По закону каждый домовладелец был обязан содержать в чистоте уличную дорожку перед своей собственностью, а в каждом приходе был мусорщик, который организовывал сбор отходов. Туалеты обычно представляли собой пристройки, расположенные в саду или во дворе и отгороженные от посторонних глаз. В некоторых населенных пунктах имелись канализации, но до 1865 года в Лондоне не было общей канализационной системы. Дымоходы чистили трубочисты, которые взбирались по ним, прижимаясь локтями и коленями к внутренним стенкам из кирпича или камня; эта безжалостная деформация детей продолжалась до 1817 года.

Значительная часть населения ютилась в трущобах, грязных отбросами и отбросами, порождая сотни болезней.40 В лондонских районах Уоппинг и Лайм-хаус почти каждый второй житель жил по принципу «из рук в рот», зарабатывая на жилье и еду благотворительностью, воровством или проституцией. Дети бегали по улицам босые, немытые и неухоженные, одетые в лохмотья и учившиеся только преступлению. В этих трущобах мужчины и женщины редко вступали в брак; сексуальные отношения были лишь мимолетным происшествием, товаром, продаваемым без церемоний и закона. Церквей здесь почти не было, зато пивных и таверн хватало. Здесь же находились логова воров, карманников, разбойников и профессиональных убийц. Многие преступники объединялись в банды. Сторожам, которые им мешали, перерезали носы. Одна из группировок, «Мохоки», была склонна выходить пьяными на улицы, колоть прохожих мечами, заставлять женщин стоять на голове и выкалывать глаза неугодным жертвам. Менее свирепые бандиты довольствовались тем, что разбивали витрины магазинов и домов. «Воры и грабители, — сообщал Смоллетт в 1730 году, — стали более отчаянными и дикими, чем когда-либо с тех пор, как человечество стало цивилизованным».41 В 1744 году лорд-мэр и олдермены Лондона составили обращение к королю, в котором заявили, что «различные конфедерации, состоящие из большого количества злонамеренных людей, вооруженных дубинками, пистолетами, тесаками и другим опасным оружием, проникают не только в частные переулки и проходы, но и на общественные улицы и места обычного скопления людей и совершают самые опасные нападения на людей подданных вашего величества».42 Гораций Уолпол в 1752 году сказал: «Даже в полдень человек вынужден передвигаться так, словно идет на битву».43

Великий мегаполис, конечно, был не только этим скопищем нищеты и преступности. Это был также город парламента и королевских дворцов, тысяч юристов, купцов, журналистов, поэтов, романистов, художников, музыкантов, педагогов, священнослужителей, придворных. По мере продвижения вперед мы должны добавить к нашему видению Лондона XVIII века особняки, нравы и манеры грамотных людей, прихожан церквей, скептиков, ученых и философов, умников, красавиц и красавцев «общества», сады удовольствий Воксхолла и Ранелага, прогулки в парках и на Молл, регаты, фестивали и баржи на Темзе, разговоры в кофейнях и клубах, лавки ремесленников, суконщиков, ювелиров, домашние развлечения и