Читать книгу "Исповедь из преисподней - Сергей Решетников"

них – и неминуемому обращению за УДО. Руководство ФСИН тогда дало команду никого не отпускать до особого указания.

В случае неизлечимой болезни эти осужденные имеют право быть освобожденными по состоянию здоровья. За последние десять лет специальные медицинские комиссии после тщательного освидетельствования отправили в суды 103 подобных ходатайства – однако не освободили ни одного.

Условия содержания

В первые десять лет «пожизненникам» положены одна посылка или передача и два краткосрочных свидания с родными в год. Только несколько часов, при охране, через стекло и трубку телефона – ни обнять, ни подержаться за руки с матерью или супругой. Если вдруг у кого-то остаются социальные связи через десять лет, к двум краткосрочным свиданиям теоретически добавляются два трехдневных длительных и еще две посылки или передачи в год. По прошествии 20 лет (опять же, весьма гипотетически) – три краткосрочных, три длительных свидания и еще по четыре посылки или передачи и бандероли.

Есть два важных обстоятельства, которые портят эту картину. Во-первых, пожизненно осужденные в первые десять лет содержатся в колониях особого режима в строгих условиях; чтобы спустя десятилетие перейти на обычные условия, допускающие длительные свидания, необходимо не получить никаких взысканий от администрации. В реальности сделать это крайне сложно, и нашумевшие рассказы Ильдара Дадина – лишнее тому подтверждение. Не поприветствовал сотрудника – взыскание, не успел убраться в камере – еще одно. А ведь Дадин по условиям находится далеко не в колонии для пожизненно осужденных. Во-вторых, к концу первой десятилетки отложенной смертной казни матери умирают, жены создают новые семьи, а дети забывают.

Распорядок дня в колониях для «пожизненников» примерно одинаковый. Как правило, подъем в шесть утра, зарядка, уборка, завтрак, работа (если есть или, главное, вообще разрешена в колонии), отбой в 10 вечера; до него садиться и ложиться на кровать нельзя. До сна, и то не во всех колониях и не каждый день, допустимы телевизор с утвержденными администрацией программами, настольные игры, письма родным. Круглосуточное видеонаблюдение и свет в камерах. Постоянные проверки дежурными с интервалом от 15 минут. Перемещение по учреждению с завязанными глазами для полной потери ориентации в пространстве. Жизнь годами по двое-четверо в одной камере. Это такой формат совместного существования, когда даже осужденные пожизненно отец и сын (а есть и такие случаи; в одном только «Черном дельфине» содержатся семь семей – братья либо отец с сыном) через какое-то длительное время настойчиво просят развести их по разным камерам во избежание инцидентов; что уж говорить о чужих людях. Есть, конечно, и одиночные камеры, например в такой содержится убийца и людоед Владимир Николаев.

Побег из Шоушенка

Все последние 25 лет в России происходит гуманизация и либерализация тюремной системы. Так, в ноябре 2016 года была анонсирована новая концепция уголовно-правовой политики, согласно которой максимальный срок лишения свободы хотят ограничить 15 годами. Институт пожизненного наказания сохранится, однако новая концепция неминуемо затронет и эту категорию осужденных. Хотя бы просто потому, что этот институт, впервые в современной России введенный 20 лет назад – после моратория на смертную казнь, в отличие от всех остальных еще ни разу не реформировался, а время для перемен неизбежно настало. Нынешний механизм ни де-юре, ни де-факто объективно не работает. Как можно полностью изолированного от общества человека спустя 25 лет освободить по УДО? Он при всем желании не может быть чисто физически готовым к этому.

Однажды власти попытались и вовсе лишить «пожизненников» права когда-либо выйти на свободу, прямо прописав такой запрет. Летом 2014 года в Госдуму внесли проект поправок в Уголовный кодекс, который в принципе запрещал пожизненно осужденным просить об УДО. Аргументация предсказуема: зачем «невольно потворствовать» опасным преступлениям, давая даже призрачную надежду пожизненно осужденным на свободу? Этот законопроект все еще находится в стадии рассмотрения. Однако именно в 2014-м Европейский суд расценил отсутствие надежды на досрочное освобождение и следующие из этого моральные страдания как бесчеловечное и жесткое обращение (дело «Харакчиев и Толумов против Болгарии»; до этого в Болгарии было два вида пожизненного лишения свободы (ПЛС) – одно с правом на УДО, второе – без такого права).

Но есть и другой выход, позволяющий избежать такой дискриминации. Необходима поэтапная и многоступенчатая система ресоциализации, потенциального возвращения к свободной жизни, при которой – в зависимости от поведения в колонии – наказание для таких осужденных будет индивидуализировано. Если сейчас пожизненно осужденные содержатся отдельно от всех остальных, то индивидуализация позволит сначала (и в случае положительной динамики) содержать их вместе с другими осужденными. Чтобы представить, как это устроено, достаточно вспомнить классический фильм «Побег из Шоушенка», в котором «пожизненники» содержатся рядом, например, с карманниками. Следующим этапом может стать изменение вида наказания на любое иное. И уж если осужденный совсем исправился, речь может пойти о замене неотбытой части наказания на исправительные работы или о реальном условно-досрочном освобождении, к которому, пройдя все этапы многоступенчатой системы, осужденный будет готов.

Практика сейчас иная. Годами мечтающие о свободе, пожизненно осужденные видят, что число тех, кто отбыл 25 лет, достигло критической отметки в 150 человек – и что условно-досрочно, несмотря на прописанное право, в действительности не выпустили до сих пор никого. «Пожизненников» в стране уже почти две тысячи, и с каждым новым и очередным отказом в УДО их мотивация падает, а напряженность растет. В чем смысл приговоренным к пожизненному членам ОПГ давать какие-то показания, если они видят, что никакого шанса на свободу у них не появится даже через 25 лет?

«Условия содержания осужденных к пожизненному лишению свободы в большинстве случаев приводят к деградации личности, – сообщается в комплексном психологическом исследовании, опубликованном в 2014 году в журнале „Психология и право“ Московского государственного психолого-педагогического университета. – Большинство осужденных необратимо регрессируют. Привыкнув к строго регламентированному распорядку жизни, когда его активность становится полностью подавленной извне, а вопросы его жизнеобеспечения решаются администрацией, он, скорее всего, утратит большинство навыков к самостоятельному существованию за стенами исправительного учреждения».

Последнее взыскание датировано 1991 годом

В «Мордовской зоне» пожизненное лишение свободы отбывает 71-летний бывший майор милиции Петр Стаховцев. 19 апреля 1991 года Иркутский областной суд приговорил его к смертной казни с конфискацией имущества за разбой и убийства, совершенные во времена СССР. Вины он не признал, заявив, что стал жертвой оговора иркутской мафии и руководителей УВД, связанных с ней.

Сам Стаховцев в 1985-м возглавлял уголовный розыск в одном из районов Иркутска и работал в составе оперативной группы, проверявшей по заданию Москвы руководство иркутской милиции на причастность к незаконным операциям с лесом, золотом и омулем. Тогда многих руководителей правоохранительных органов уволили, но внеплановая московская проверка завершилась так же внезапно, как началась; постепенно уличенные и ушедшие вернулись служить в милицию, а Стаховцева перевели из угрозыска во вневедомственную охрану. Позже он и вовсе, как постановил суд, стал организатором банды.

Вплоть до 2000-х годов свидетели обвинения (включая основного и тоже отбывающего пожизненный срок за