Читать книгу "Одинокий волк - Патриция Гэфни"

В тот же вечер профессору Винтеру нанес визит его недоброжелатель. Декан Слокум, если верить словам профессора, всегда его недолюбливал, потому что Винтер был богат и ему не приходилось работать ради куска хлеба. В глазах Слокума это делало его дилетантом, а профессора возмущали такие необоснованные предположения.

Декан целый час провел, запершись в кабинете с отцом и Чарльзом. Сидни сидела в гостиной, пытаясь читать, но все время косясь взглядом на коридор и вздрагивая при каждом звуке. Наконец Слокум ушел. Минуту спустя она вошла в кабинет.

– Что случилось? Что он сказал?

Оба – и профессор, и ассистент – выглядели удрученными и подавленными. Профессор пребывал в глубокой задумчивости, поэтому от него Сидни так и не дождалась ответа.

Отвечать пришлось Чарльзу.

– Проекта больше нет. Он закрыл нам финансирование. Все кончено.

– Но нам придется его содержать, – добавил отец, выходя из тумана привычной рассеянности. – Теперь он скорее представляет интерес для истории естествознания, но нам все-таки придется оставить его у себя. Тем лучше для него. Я так и сказал Слокуму. Нельзя вечно перевозить бедного парня с места на место, передавая из рук на руки.

Он съежился, втянув седую голову в плечи ни дать ни взять черепаха.

Чарльз мрачно кивнул.

– Но мы все-таки сможем выжать из него статью сэр. Это лучше, чем совсем ничего. Описание наших экспериментов, несомненно, заинтересует многие журналы. Хотя мы больше не принимаем участия в дискуссии о воспитании в природных условиях, есть возможность порассуждать о более общих вопросах.

Сидни не смогла скрыть своей радости.

– Значит, вам придется прекратить ваши эксперименты? И он сможет жить здесь с нами? Ее отец поднял голову и улыбнулся.

– Как провинциальный кузен, приехавший погостить из деревни. Ты рада, правда. Сидни? Она была несказанно рада.

– А можно ему жить в доме?

– Гм? Вот уж этого я пока не знаю.

– Сэр, разве вам не кажется, что ему все еще нужен сторож? Что, если он попытается сбежать? Сидни возмущенно фыркнула.

– Побойся бога, Чарльз, он же не арестант, – возразила она, безуспешно пытаясь обратить все в шутку, хотя сердце ее раздирали сомнения.

Мысль о том, что Майкл опять окажется под охраной, была ей ненавистна, но… что, если он и вправду захочет убежать?

– Не думаю, что он попытается бежать, – заявила она с убежденностью, которой на самом деле отнюдь не ощущала. – В конце концов, куда ему идти?

– Куда угодно, – ответил Чарльз.

– Куда, например? Он не может пешком вернуться в бухту Эхо на озере Онтарио, а никакого другого дома у него нет. Кроме нашего. Честное слово, папа, мне кажется, он останется здесь. Он сам этого хочет.

– Я по-прежнему считаю, что это слишком рискованно, сэр. – А я по-прежнему утверждаю, что он не арестант. Сама испугавшись раздражения, прорвавшегося в голосе, Сидни опять попыталась смягчить свои слова шуткой.

– Кто охраняет его прямо сейчас? Никто. Но я не сомневаюсь, что он тихо сидит в своей комнате, бережет простреленную руку и ждет, чтобы кто-то принес ему чаю. Итак, папа?

Больше всего на свете отец Сидни не любил принимать решения. Его рука сама собой потянулась к трубке и замерла в воздухе над столом. Сидни знала, что стоит ему взять трубку в руки, как никакой надежды на ответ у нее не останется.

– Он мог бы жить в комнате для гостей на первом этаже, – торопливо добавила она. – Таким образом, он постоянно будет у нас на глазах, и мы все сможем… ну не охранять его, конечно, но присматривать за ним. Заботиться о нем.

– Да, но… – возмущенно начал Чарльз. Он не договорил, однако Сидни прекрасно поняла, что он хотел сказать: «Это моя комната!» Она почему-то заранее решила, что отмена научного проекта автоматически повлечет за собой его отъезд. Лицо Чарльза потемнело от напряжения, в устремленных на нее глазах, зло поблескивающих из-за стекол бифокальных очков, не осталось ни капли теплого чувства.

Очень многое стало ей ясно в эту минуту. Как будто объектив фотокамеры уловил расплывчатое движение и запечатлел его на четком неподвижном снимке.

– Гм, гм…

Не менее напряженно, чем сам Чарльз, Сидни ждала ответа отца. Что он сделает: примет решение или отложит это хлопотное дело на потом? Как обычно.

– Полагаю, он мог бы жить в доме… Это лучше, чем нанимать сторожа. Наша Эсти сама заткнет за пояс любого охранника. Ха! Университету он больше не нужен. Это означает, что с формальной точки зрения он свободен. Нельзя удерживать человека взаперти против его воли.

– Но, – возмущение Чарльза наконец выплеснулось наружу, – он же не человек!

– Что? Как это так? Конечно, он человек! Горе в том, что сейчас он представляет интерес разве что для газет, но никак не для антропологических журналов. Придется оставить его в покое, Вест. Это дело безнадежное. А нам пора переходить к другим делам.

Чарльз поспешно отвернулся к окну, чтобы никто не смог прочесть по его лицу, что он обо всем этом думает.

* * *

В коридоре Сидни наткнулась на Ингер.

– Вы несете это Майклу? – спросила она, оглядывая поднос с чайным прибором в руках горничной.

Ингер энергично кивнула в ответ.

Улыбка Ингер угасла, как только Сидни забрала у нее поднос.

– Мне надо с ним поговорить, заодно и чай ему отнесу, – пояснила горничной девушка.

Входная дверь в домик для гостей была распахнута настежь.

– Майкл? – Сидни подошла к двери во вторую комнату, которая тоже была открыта. – Майкл?

Сидни заглянула внутрь. Никого.

Опустив поднос на аккуратно застеленную кровать, Сидни огляделась. Деревянная доска, все еще прибитая поперек окна, заслоняла свет. На первый взгляд комната казалась совершенно пустой, даже необитаемой: словно Майкл забрал все свои вещи и покинул это место навсегда. Но, приглядевшись внимательнее, она обнаружила, что все его немногочисленные пожитки на месте. Единственная смена одежды висела в большом, выкрашенном черной краской гардеробе. Груда одеял лежала на полу в дальнем углу комнаты, причем слежавшиеся складки красноречиво указывали на то, что Майкл спит именно здесь. Не на кровати, а на полу, на этих самых одеялах. Такое открытие смутило Сидни, она торопливо отвернулась. Альбом для рисования и карандаши, которые она ему подарила, лежали на столе. Альбом был испорчен: похоже, на него пролили воду. Пресловутой книги нигде не было видно. Должно быть, он ее прячет.

Помимо принадлежностей для рисования единственным предметом на столе была коробка из-под сигар. Сидни открыла ее, не задумываясь, и убедилась, что его коллекция сокровищ претерпела значительные изменения с тех пор, когда он собирал жестяные пробки от бутылок с газировкой и пестрые лоскутки. Теперь у него был деревянный манок для птиц, выстроганный Филипом как-то раз на берегу, и сложенная вчетверо картинка с изображением пары оленей, самца и самки, явно вырванная из иллюстрированного журнала (Сидни даже вспомнила соответствующую статью о сохранении заповедных уголков, напечатанную в воскресном приложении неделю назад).