Читать книгу "Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций. Книга 2 - Коллектив авторов"

460 млрд.

К началу 1942 г. на территориях под властью Германии проживали около 245 млн человек, из них немцев не более 90 млн. Управлять такими пространствами без помощи местных сил было просто нереально. А. Гитлер всегда восхищался колониальным опытом Великобритании, которой при ограниченном управленческом контингенте удавалось успешно эксплуатировать свои колонии. Нечто подобное он пытался «внедрить» и в Европе. Нацистов полностью устраивало, когда подчиненная страна сама себя эксплуатировала, вела дела, собирала налоги, а часть национального дохода отчисляла в берлинскую казну (Дания и Франция). Однако риторика об «объединенной Европе», «арийской крови» и «совместной борьбе с большевизмом» не могла скрыть хищнических интересов германских господ. Многие европейцы судили об оккупантах по своему карману. А он стремительно пустел. Поэтому поголовного восторга по поводу присутствия немцев не было нигде в Европе, в том числе и в относительно спокойных регионах. Как в такой ситуации заставить население интенсивно работать, проявлять послушание и одновременно смириться со снижением жизненного уровня?

Нацисты использовали старый и проверенный метод кнута и пряника. За неповиновение, не говоря уже о сопротивлении, беспощадно наказывали и поощряли тех, кто помогал. На всех оккупированных территориях к выполнению административных и полицейских функций активно привлекалось местное население. Деятельно участвовавших в оккупационной работе в годы войны называли «квислингами» («квислинговцами») или «коллаборантами» («коллаборационистами»). Первый термин стал нарицательным благодаря В. Квислингу, министру-президенту оккупированной Норвегии, который слыл большим поклонником фюрера и всецело его поддерживал. Второе слово постепенно приобрело негативный смысл после его многократного использования маршалом А. Петэном и его окружением. Встречаясь с Гитлером и другими нацистами, они все время говорили о сотрудничестве («collaboration»). Поэтому их во Франции стали называть «коллаборантами». Французский термин синонимичен английскому и очень быстро укоренился в западной литературе. Наиболее точно смысл понятия на русском языке передает слово «пособничество» или «пособники», которое использовалось в советской юридической практике и лексиконе.

Проблема коллаборационизма многоаспектна, сложна и до сих пор чувствительно воспринимается во всех государствах, переживших оккупацию стран Оси. На нее также наслаивается прошлая и современная политическая борьба между правыми и левыми. А в странах, отвергающих советский опыт и историю, это еще и способ поиска национальной исключительности. Есть авторы, которые ставят под сомнение целесообразность употребления понятия «коллаборационизм». Они считают его слишком эмоциональным и не способным отразить тяготы жизни в оккупации, когда большинству населения приходилось как-то адаптироваться к «новому порядку». Действительно, для многих граждан единственной возможностью прокормить себя и свою семью являлась работа, которую могли дать только оккупанты. В результате приходилось в той или иной мере сотрудничать с оккупационной властью. Но где та грань, отличающая простое взаимодействие, адаптацию или исполнительность от пособничества? Большинство историков сходятся во мнении, что коллаборационизм имел широкое распространение во всех оккупированных странах. От прочих поведенческих норм его отличает осознанный выбор, когда речь идет о конкретном вкладе в политику оккупантов.

В каждой стране были социальные слои, которые симпатизировали нацистам или поддерживали их порядки. Причины находились самые разные — от идеологической ненависти, крайнего национализма и антисемитизма до прозаической жадности, зависти и желания выжить любой ценой. По приблизительным оценкам активно сотрудничали с оккупантами в оккупированных странах от 6% до 10% населения. После войны везде прокатилась волна возмездия и состоялись скорые суды над коллаборационистами. Во Франции в первые недели после освобождения 10 800 человек просто убили, причем многих публично. Власти быстро прекратили внесудебные расправы, а затем привлекли к ответственности еще несколько десятков тысяч французов. В Бельгии осудили 53 тыс., в Дании — 32 тыс., а в Греции более 10 тыс. человек. Все крупные фигуры, как правило, приговаривались к смертной казни. Лишь маршалу А. Петэну генерал Ш. де Голль заменил казнь на пожизненное заключение. Большинство коллаборационистов оправдывались аргументами фашистской пропаганды — «мы боролись за свободу», «мы боролись с большевизмом». До разрастания холодной войны в Европе и Азии эти аргументы никому не помогли.

Своеобразная ситуация сложилась на оккупированных советских территориях. Упорное сопротивление Красной Армии и просторы страны стремительно поглощали людские ресурсы Германии. После битвы под Москвой одной только группе армий «Центр» для удержания фронта в январе 1942 г. не хватало 400 тыс. человек. Советская эвакуация государственных органов и управленческого персонала заставляла немцев безотлагательно искать замену. Даже в тех случаях, когда они пытались «править» самостоятельно, им срочно нужны были местные кадры. Разраставшееся партизанское движение требовало охраны большого количества объектов инфраструктуры, создания специальных охранных и полицейских частей. Для выправления ситуации требовались сотни тысяч людей. В военной сфере главной социальной базой были советские военнопленные. Хотя почти 3 млн из них погибли, оставшихся подвергли массированной пропаганде, чтобы склонить к сотрудничеству.

Рекрутирование в германскую армию или полицию стало для многих военнопленных не простым выбором. Война на Восточном фронте отличалась крайней жестокостью и кровопролитием. Так много людей погибло из-за ненависти немцев к евреям и славянам, что решение пленного присягнуть А. Гитлеру и надеть немецкую форму не могло не сказаться на его дальнейшей судьбе. Высшее руководство рейха понимало эти обстоятельства и стремилось придать сотрудничеству советских пленных форму «добровольной борьбы за свободу». Особенно важно это было в свете существовавших договоренностей по военнопленным (Гаагская и Женевская конвенции), которые запрещали использование пленных в войне против их собственной страны. Записав всех их в «добровольцы», немецкое командование и нацистская пропаганда делали вид, что они как бы ни при чем, что они всего лишь «помогают» гражданам СССР присоединиться к «войне против большевизма».

Необходимо также учитывать, что у части пленных немцы никакого желания и не спрашивали. Отбирали наиболее физически крепких и направляли их во вспомогательные силы вермахта и СС. Подобная приказная практика применялась повсеместно и на последнем этапе войны. Насильственно мобилизованных немцы тоже называли «добровольцами». Несмотря на пропагандистскую риторику, германское командование никогда не рассматривало «восточные формирования» в качестве надежной военной силы. Большая часть пленных (около 70%) направлялась в действующую армию именно как дешевая полурабская сила. По немецкой терминологии, они, разумеется, назывались «добровольными помощниками» — Hilfswillige («хиви»). В 1941—1942 гг. статус «помощников» отличался от военнопленных лишь более высоким рационом питания. Они не имели оружия, их охраняли как пленных. Известны случаи издевательств со стороны немецких солдат, включая расстрелы за неудачи на фронте и за дезертирство сослуживцев. Лишь в середине войны положение «помощников» стало меняться. Им выдавали военную форму, улучшили довольствие. Начиная с 1943 г. все Hilfswillige должны были приносить присягу А. Гитлеру. В конце войны некоторые «помощники» задерживались передовыми частями Красной Армии даже с оружием в руках.

Другая категория пленных направлялась в