Читать книгу "Мальтийский крест Павла Первого - Наталья Николаевна Александрова"

сих пор не свалилась и не переломала ноги! И вообще, при такой работе как она не привыкла, ведь крыс, небось, тут полно… Хоть бы котов специальных завели, как в Эрмитаже!

Я с удивившей меня саму решимостью сдернула с ноги кроссовку и швырнула ее в крысу.

Мерзкая тварь не ожидала такого поворота событий. Она скатилась с лестницы и ретировалась в дальний угол комнаты.

А я подхватила трясущуюся от страха Леокадию Львовну и спустилась с лесенки.

— Все хорошо, — успокаивала я ее, — все хорошо, она ушла!

— Правда?

— Ну вот, видите же, ее нет.

— Ох, не знаю, что со мной такое… то есть, конечно, знаю — я просто ужасно боюсь крыс…

— Не переживайте, крыс все боятся!

— Да, но при моей работе это недопустимо! В исторических зданиях всегда водятся мыши и крысы, и тем более в нашем Замке… такая крысобоязнь делает меня профнепригодной… я скрываю это от коллег, но рано или поздно эта тайна раскроется… вы же знаете, тайное всегда становится явным…

Казалось, сейчас она разрыдается.

Я не знала, как ее успокоить и, чтобы отвлечь от неприятных мыслей, задала вопрос, который давно вертелся у меня на языке:

— А что это за фраза — «Долгота дней»?

Это сработало. Леокадия Львовна оживилась.

— На стене замка, в том месте, где мы с вами вошли в него, была сделана надпись, фрагмент из священного писания — «Дому твоему подобаетъ святыня господня въ долготу дней». Однажды, когда император шел в церковь, на церковной паперти к нему подошла юродивая и предсказала, что он проживет столько лет, сколько букв в этой надписи…

— И как — это предсказание сбылось?

— А что вы думаете? В этой надписи — сорок семь букв, можете проверить, и император был убит на сорок седьмом году жизни.

— Удивительно!

— То-то и оно! Правда, есть мнение, что эта легенда появилась уже после смерти императора, когда кто-то из придворных пересчитал буквы в надписи. Кстати, тогда эту надпись и убрали, чтобы не плодить пустые разговоры. Так что сейчас от нее остались только черные точки на месте крепления букв.

— А что вы думаете о тех двоих, которых мы только что видели? — очень осторожно я вернулась к интересующей меня теме.

— Ну, я давно подозревала, что Попеляев нечист на руку. Но этого второго видела уже не раз. И он…

— Он очень похож на портрет, который висит в Малой гостиной!

— Вы тоже заметили? Удивительно похож!

— А кто эти люди с портретов?

— Это герцог Брауншвейгский и его супруга. Эти портреты императору Павлу подарили представители Мальтийского ордена, когда предложили ему стать Великим магистром ордена.

— И он согласился?

— Конечно! Ведь это большая честь! А герцог был очень влиятельным членом ордена.

— Но вы хотя бы отдаленно представляете, что же этот тип хочет от Попеляева, что он хочет найти?

— Ему нужны старые планы… Знаете, в этом замке бытует множество легенд о несметных сокровищах Мальтийского ордена, которые Павел якобы спрятал в тайнике. Этому способствует сама атмосфера замка — эти потайные лестницы, тайные переходы и то, что император был убит здесь… Буквально со дня его смерти появились искатели этих сокровищ.

— Ничего не нашли?

— Разумеется, — Леокадия Львовна пожала плечами, — как я говорила, это всего лишь легенды. Хотя… — она блеснула глазами, — в таком деле ни в чем нельзя быть уверенным. Какая-нибудь мелочь, случайно найденная безделушка позволяет посмотреть на поиски совершенно с другой стороны… и вот…

Тут я вспомнила про кольцо. То самое серебряное кольцо, которое я нашла в туалете при спальне несчастного убитого императора. И никому про него не сказала. Уж больно противная баба эта Камнеломова, не хотела я давать ей против себя козырь. Так, может, теперь отдать его Леокадии Львовне? Я сунула руку в карман и только тут сообразила, что кольцо осталось в кармане куртки, а сейчас на мне серая флиска, чтобы быть незаметнее в сумерках. Ладно, в следующий раз возьму кольцо с собой и отдам Леокадии, пускай она сама решает, что с ним делать.

Золоченая карета с императорскими гербами остановилась неподалеку от церкви. Лакей отворил дверцу, опустил откидную лесенку. Император спустился по ней, поправил треуголку и направился к церкви. Следом за ним торопливо семенил слуга с туго набитым кошелем.

На паперти толпились нищие, демонстрировали свои увечья и уродства.

Император истово перекрестился, подал знак слуге, и тот принялся бросать в толпу попрошаек монеты, как сеятель бросает семена в весеннюю землю.

Нищие кинулись подбирать подаяние, с остервенением отталкивая друг друга и злобно переругиваясь.

Только одна нищенка, худая женщина в лохмотьях, с пылающим взглядом, не бросилась за подаянием, она на коленях подползла к царю, протянула к нему тощие трясущиеся руки и выкрикнула резким, высоким голосом:

— Сочтены дни твои, батюшка, сочтены! Денег в твоем кошельке много, а дней тебе даровано куда меньше!

Слуга, сопровождавший императора, кинулся к нищенке, хотел оттолкнуть ее. В окружающей толпе поднялся недовольный ропот. Павел остановил слугу:

— Не трогай! Не обижай юродивую!

Он наклонился, поднял нищенку и спросил ее:

— О чем ты говоришь, старица? Как ты можешь знать, сколько дней мне суждено прожить? То известно одному Господу!

— Не одному, сударь-батюшка, не одному! Матушке его Богородице тоже сие ведомо!

— Ну да, ну да… Богородице тоже все ведомо…