Читать книгу "Возраст Суламифи - Наталья Миронова"

– Обедать? – догадалась Данута. – Сейчас соберем.

И она с привычной, никого не обманывающей суровостью прикрикнула на невестку, чтобы та собирала на стол.

Лина села рядом с Ольгертом.

– Успехи? – спросила она тихо.

– С хозяином придется утрясать. Но, я думаю, он не откажет. Им обеим идея понравилась. Какие золотые тетки! Обе на твоей стороне. Меня оставляют обедать.

К обеду вернулись домой мужчины – Ионас-старший и Ионас-младший. Лина не понимала ни слова, но ей было интересно наблюдать, как степенно они садятся за стол, как размеренно, без жадности, едят, как неспешно течет беседа. И Ольгерт Куртинайтис – светский, блестящий, утонченный эстет – вписался в эту компанию. Сидел за столом как свой, ел простую деревенскую пищу, словно самое изысканное лакомство, держался так же непринужденно, с той же скупой грацией и экономией движений, что и крестьяне.

Он уговорил их отпустить Терезу на съемки, и Ионас-младший даже не выразил желания поехать посмотреть, не начнет ли кто-нибудь приставать к его красавице-жене, не вздумается ли ей самой с кем-нибудь пококетничать.

На следующее утро начали очень рано: надо же было репетировать. Нелли, фыркавшую, как недовольная лошадь, нарядили в костюм, наложили грим. Одели и девочку по имени Аудра, Линину ровесницу, найденную в соседнем поселке.

Аудра приехала на съемки с родителями. Дитя уже новой Литвы, она совсем не знала русского. И на Лину была ни капельки не похожа. Лина так и сказала Ольгерту, а он ее успокоил, что важны только рост и фигура.

Вообще обстановка на съемках в этот день была нервно-взвинченная и в то же время балаганная. Всем хотелось посмотреть на дублирующие друг друга пары. Пришли не только актеры, не занятые в этой сцене, но и каскадеры, костюмеры, бутафоры, администраторы, водители, буфетчики, словом, все, кому на съемочной площадке делать было решительно нечего.

Ольгерт провел несколько репетиций и наконец объявил пробную съемку. По команде «Мотор!» Нелли бросилась бежать по полю, простирая руки к выходящей из леса Аудре. Аудра крикнула «Мама!», две женские фигуры сошлись в объятиях. Камера старательно выхватывала голову Нелли, ее лицо, по которому катились глицериновые слезы. Вот она взяла девочку за плечи, отстранила от себя на расстояние вытянутой руки, жадно вглядываясь в нее, словно желая удостовериться, что это и вправду ее потерянная и вновь обретенная дочь. Вот снова притянула к себе.

Они прижимались друг к другу даже не щеками, а ушами, как велел Ольгерт, чтобы ничем не заслоненное лицо матери можно было снять крупным планом, а от дочери виднелся бы только затылок в косынке. Вот камера отъехала: общий план, просто две женщины посреди поля. Вот поднялась на кране вверх: фигурки кажутся хрупкими, словно игрушечными, а земля – огромной, прямо-таки земным шаром.

Все это так затянулось, что они, как говорили кинематографисты, «потеряли свет». Тени ложились уже в другую сторону, снимать больше нельзя. Пришлось перенести вторую часть на следующий день и молиться, чтобы погода не изменилась. Во второй половине дня доснимали всякую мелочовку, где главные героини не участвовали.

На следующий день на съемочной площадке собралась такая же толпа. Второй дубль: в поле стоит Тереза, переодетая в костюм Нелли. На опушке показывается Лина. Теперь глаз камеры направлен на нее. Съемка ведется с другой стороны.

– Мама!

Две женщины сближаются, бегут друг к другу по полю. Встретились, обнялись… Лине не надо заставлять себя обнять Терезу. Она прижимается к Терезе – ухом, как учил Ольгерт, – и слезы текут по ее лицу. Настоящие.

Настоящие слезы нетрудно отличить от глицериновых. Они не срываются с верхнего века на середину щеки, а стекают по слезному каналу во внутреннем уголке глаза, как только и могут течь настоящие слезы. Камера отъезжает… взмывает вверх… Стоп, снято!

Потом монтажеры склеили эту сцену так, что ни лицо Терезы, ни лицо Аудры не попали в кадр. Лишь очень опытный специалист смог бы догадаться, что Нелли и Лина снимались порознь. Широкая публика вообще ничего не заметила. Даже в тот момент, когда мать отстраняет дочь, чтобы рассмотреть ее получше, невозможно было заподозрить подмену.

После съемок группа вернулась в Вильнюс. Предстояли монтаж и озвучивание, но Ольгерт сразу, не успела Лина выступить и заявить, что с Нелькой озвучивать не будет, сам сказал Нелли, что ее миссия окончена.

– Как? – возмутилась Нелли. – А озвучка? Я всегда озвучиваю себя сама.

– Загляни в контракт, там насчет озвучки ничего не сказано, – холодно ответил Ольгерт. – Мне еще монтировать месяц, хочешь месяц торчать здесь за мой счет? Август на дворе, Полине скоро в школу.

– Да черт с ней, с Полиной…

– Слышу голос любящей заботливой матери, – вставил Ольгерт, не дав ей договорить. – Короче, получи расчет, и я вас больше не задерживаю. Хочешь еще пожить в Вильнюсе – милости прошу, за свой счет. – Нелли презрительно фыркнула. – Я так и думал. Деньги получи сейчас, до обеда, билеты вам заказаны на сегодня же, на пятичасовой. И не вздумай, – добавил он, понизив голос, – вымещать зло на девчонке, а то всплывет история с Соколовскисом и твоя роль в ней. У меня свидетели есть.

Ольгерт умел запугивать, когда хотел. Нелли отшатнулась от него, побледнела, даже не спросила, что за свидетели.

Насчет свидетелей Ольгерт блефовал. Настроение у него было ужасное. Он уже просмотрел отснятый материал и понял, что Лина права: не надо было приглашать звезду по дешевке. Его суровый, четкий, геометрически выстроенный, картезианским умом выверенный сценарий в исполнении Нелли Полонской превратился в дешевую мелодраму. Было бы лучше взять неизвестную литовскую актрису, чьи реакции оказались бы по крайней мере непредсказуемыми для публики. А еще лучше…

Ему вспомнилась Данута, хозяйка хутора. Старовата, ей уже небось под шестьдесят, но вот такой, только помоложе, он видел свою героиню. Суровой, непреклонной, упорно идущей к цели. А Нелли Полонская… Косметические рубцы так и не превратились в благородные морщины, наложенные жизнью и страданиями. Хорошо, хоть голоса ее зрители не услышат. Он уже прикидывал, как смонтирует ее роль по кусочкам, вставляя неожиданные крупные планы, снятые в те моменты, когда камера заставала ее врасплох. Материала отсняли много, можно будет скомпоновать…

– Я хочу попрощаться с Линой, – объявил он. – Наедине.

Нелли передернула плечами. Вот уж что-что, а это она умела делать артистически. Передергивала, прямо как затвор винчестера. Того и гляди, гильза выпадет.

Разговор происходил в номере гостиницы «Барбакан-Палас».

– Полька!

Лина вышла из своей комнаты.

– Пойдем кофейку попьем в баре, – пригласил Ольгерт. – Я тебе мороженое куплю.

– А меня ты не хочешь угостить в баре? – обиделась Нелли.

– Тебя? Тебя могу угостить прямо здесь, даже в бар идти не нужно. Но не при Лине. Идем, детка.