Читать книгу "«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949 - Марина Евгеньевна Козлова"

В бытовом плане «смириться с капитализмом» ни для кого из сваговцев не было проблемой. Скорее, надо было свыкнуться с ошеломлением от «сказочного (сравнительно с нашей российской нищетой) богатства», о котором писал очевидец событий, будущий известный философ, а в конце войны капитан Красной армии Александр Зиновьев. Произнеся эти слова, бывший капитан тут же добавил: «Миллионы советских людей вдруг увидели, что тот уровень жизни, о каком они мечтали как о коммунистическом изобилии, уже был обычным уровнем в Германии… Как мыльный пузырь, лопнул образ капиталистических стран, создававшийся советской идеологией и пропагандой»258. Неужели и в самом деле лопнул? Неужели как по мановению ока исчезли внушенные предубеждения, советские шаблоны и стереотипы? Не будем говорить о миллионах. Сосредоточимся на тех десятках тысяч советских людей, которые прошли через СВАГ и длительное время соприкасались с немецким миром, но, на наш взгляд, вполне сумели сохранить (за очень немногими исключениями) в почти нетронутом виде свои советские взгляды и привычки.

Поначалу, правда, были благие намерения – прорваться сквозь идеологические предубеждения к немецкой реальности или хотя бы непредвзято соприкоснуться с ней, причем, что совсем уж странно, подобные желания возникали не у рядовых сваговцев, а у самого высокого начальства. Член Военного совета ГСОВГ генерал-лейтенант К. Ф. Телегин в августе 1945 года упрекал участников совещания руководящего состава СВАГ: «…трудно поворачиваемся мы еще в сторону изучения особенностей капиталистической системы». И, как ни странно, отозвался об этой враждебной системе с определенным почтением, назвал «установившейся» и «совершенной». Возмущался, что сваговцы пытаются управлять Германией при помощи советских методов: им говорят о развитии свободной рыночной торговли, а они распределяют предназначенную для нее продукцию по нарядам; рассуждают, как в немецких особых условиях проводить заготовки зерна, и тут же предлагают создать некое подобие советской хлебозаготовительной конторы…

Заклеймив неправильные методы, генерал-лейтенант сам не сумел удержаться в колее толерантности. Когда потребовалось оперативно убрать урожай, все слова об особом «несоветском» подходе были оставлены на потом. Телегин предложил отправить чуть ли не в каждое село уполномоченных, чтобы ускорить уборку урожая 1945 года259. В ход пошли привычные советские методы – администрирование, ручное управление, трудовые мобилизации населения городов и сел, принуждение – чаще в форме штрафов, но иногда и в виде арестов. Немцы, мобилизованные на уборку урожая, должны были трудиться «столько часов в день, сколько требуют задачи», а лучше всего с 7 до 22 часов, а обедать тут же на поле260. В общины, как и предполагал Телегин, поехали уполномоченными работники комендатур и местных самоуправлений. А генерал-лейтенант Ф. И. Перхорович в провинции Саксония самолично проверил «состояние хлебов на полях, расположенных у дороги» и, установив «преступное отношение к уборке урожая», объявил, как и положено, выговор местному ландрату261. Возможно, в первые месяцы после оккупации советские мобилизационные навыки, отточенные войной, принесли свои плоды, но долгое время эффективно управлять советской зоной оккупации в таком режиме было невозможно.

Первые комендантские попытки руководить экономической жизнью немцев закончились суровым приговором, который маршал Жуков в августе 1945 года вынес стихийно сложившимся оккупационным практикам. Немецкая экономика в первые месяцы оккупации, считал Главноначальствующий, подверглась разрушительному воздействию чисто советского административного произвола. Военные представители на предприятиях, командиры войсковых соединений и частей, коменданты игнорировали права немецких самоуправлений, нарушали принцип частной собственности, допускали самоуправство. Они отстраняли промышленников и торговцев от руководства их собственными предприятиями, пытались «хозяйничать» (это слово взял в кавычки сам Жуков) на фабриках, торговых складах и в магазинах. Имели место незаконные реквизиции товаров и материальных ценностей, принадлежавших немецким предпринимателям. В результате многие предприятия были дезорганизованы, работали без плана, без перспектив и уверенности в завтрашнем дне262.

К вопиющим примерам подобного самоуправства можно отнести действия коменданта капитана Б., который «обобществил» в своем районе бойни, мельницы, хлебопекарни, пивной и кожевенный заводы, электростанцию… «Обобществление» означало, что все хозяйственные действия владельцы или директора предприятий совершали с разрешения коменданта, а свои доходы вносили на общий счет, открытый в немецком банке. С этого счета комендант оплатил, например, услуги немецкого врача по медицинскому осмотру населения для выявления венерических заболеваний – 5 марок за мужчину, 10 марок за женщину263.

Другие коменданты не были столь рьяными «реформаторами», но и они с трудом находили в своем личном опыте адекватные желаниям начальства поведенческие стереотипы. Кто-то собственноручно составлял для немецких управляющих на предприятиях планы, а добывая сырье, действовал вполне по-комиссарски. Военный комендант района Варен (провинция Мекленбург) ежедневно вызывал к себе на ковер руководителей местных самоуправлений, заслушивал их отчеты и давал «накачку». Один из его сотрудников пошел еще дальше. Он любил пугать подведомственное население: «Кто не будет выполнять задания, у того отберу весь скот». И чтобы продемонстрировать свою решимость, сгонял скот во двор бургомистра264. В военной комендатуре района Ауэрбах один из офицеров, составляя списки крестьян, не выполнивших поставки, назначал каждому срок ссылки в Сибирь, а также, непонятно почему, в Калининскую и Смоленскую области265. Запугивание Сибирью было чистым блефом, но на немецких бауэров на первых порах действовало.

Крестьянам нередко приходилось терпеливо отбиваться от несправедливых обвинений в саботаже и доказывать, что они не саботируют сев, а всего лишь просят учесть очевидное: «…не хватает тягловой силы, наши лошади истощены от недоедания. Часть лошадей больна»266. В свою очередь работников комендатур, пытавшихся войти в положение немцев и избавить их от выполнения невозможных или глупых заданий (например, сдачи яиц от несуществующих кур), вышестоящее начальство (по делу и без дела) обвиняло в либерализме, отчитывало за то, что мало штрафуют и редко отдают под суд за саботаж267. Вообще говоря, работникам комендатур было исключительно трудно пройти без нагоняев начальства между Сциллой либерализма и Харибдой администрирования.