Читать книгу "Опасная ложь - Юлия Гетта"

— Решать тебе, — раздается ледяной голос над самым ухом. — Либо ты говоришь правду, либо будешь отрабатывать каждую минуту, которую я на тебя потратил, тем местом, которым я скажу. До тех пор, пока не посчитаю, что с тебя достаточно.

— Но я сказала правду, — шепчу, с ужасом понимая, что сказать ему правду равносильно тому, чтобы подписать себе смертный приговор.

— Я разве похож на дебила, Алена?

— Нет, — снова шепчу, голос мне отказывает.

— Ложись на стол.

Не могу заставить себя сдвинуться с места. Я не вынесу этого унижения. Просто не вынесу. Папа, прости меня. Но я не смогу.

— Тебе помочь, может?

— Не надо. Только не так. Пожалуйста…

— Блять… — раздраженно вздыхает он, хватает меня за шею и тащит к столу, чтобы уложить на него голой грудью.

Лакированная поверхность кажется ледяной, обжигая чувствительную кожу холодом. Я не сопротивляюсь. Просто не могу. Меня будто сковало по рукам и ногам от ощущения жуткой безысходности. Чувствую, как Баженов неделикатно раздвигает мои ягодицы в разные стороны, причиняя острый дискомфорт. Зажмуриваюсь, пытаясь справиться с все больше охватывающей паникой, и снова вспоминаю папу. Прошу у него прощения, и дико жалею себя, что он не рядом и не может помочь мне сейчас. Не может защитить свою непутёвую дочь, когда она в очередной раз ввязалась в дерьмо. Только теперь из этого дерьма уже никак не выбраться.



Мои пальцы все ещё по инерции крепко сжимают тубу со смазкой, которую Баженов бесцеремонно отбирает. Слышу щелчок, и чувствую, как между ягодиц начинает стекать холодная консистенция.

Он не осторожничает. Быстро втирает смазку мне в анус, и грубо проникает в него пальцем, заставляя испытать омерзительную жгучую боль.

Я сжимаю зубы и зажмуриваюсь ещё сильнее, уговаривая себя потерпеть. Просто потерпеть, ведь однажды это закончится.

Он двигает пальцем внутри меня, после чего добавляет ещё один, и мне настолько больно, что горло стягивает спазмом от рвущихся наружу рыданий. Из последних сил пытаюсь держать их, но в итоге сдаюсь. С губ срывается всхлип, и слезы градом катятся по щекам, обильно смачивая лакированную поверхность, которая тут же становится липкой.

Меня хватают за волосы, приподнимают голову и поворачивают её так, чтобы он мог видеть мое лицо. Я закрываю глаза, чтобы спрятаться от этого ненавистного ледяного взгляда с налётом презрения, которым он добивает меня окончательно.

Рука в моих волосах разжимается, и голова безвольно падает, ударяясь об стол. Мою задницу оставляют в покое, но я все ещё чувствую отголоски жжения. Настороженно наблюдаю за действиями Баженова, понимая, что все не может так просто закончиться.

Но, кажется, он и правда не собирается продолжать. Обходит стол, достаёт из ящика влажные салфетки, и тщательно вытирает ими свои пальцы.

— Пошла вон, — произносит с презрением.

Я едва нахожу в себе силы, чтобы встать и распрямить спину.

— Что?

— Я сказал, одевайся и пошла вон отсюда.

Я молчу, совершенно ничего не понимая. Он меня отпускает? Совсем или на время? Губы дрожат, внутри все трясется, и больше всего на свете хочется поскорее вполнить его приказ, но я нахожу в себе силы задать еще один вопрос, потому что неизвестности я просто не вынесу.

— Что будет со мной дальше?

— Мне насрать, что с тобой будет дальше, — холодно отвечает он, швыряя под стол использованные салфетки.

— Ненавижу… — шиплю я, глотая злые слёзы, давясь ими, мечтая испепелить его взглядом.

Баженов резко переводит на меня глаза, опасно сужает их, и смотрит так, будто мечтает убить на месте.

— Так пиздуй отсюда, пока я не передумал, и не порвал твою девственную жопу.

Больше повторять ему не приходится. Я хватаю свои вещи, и начинаю судорожно натягивать их на себя. Белье, потом джинсы. Баженов наблюдает за мной какое-то время, но недолго. Я едва успеваю застегнуть молнию, когда он уходит из кабинета, оставив меня одну.



18

Я едва успеваю покончить с одеванием, как слышу позади себя негромкий стук в дверь.

— Да, можно, — отзываюсь на него охрипшим голосом.

Вряд ли по ту сторону меня слышно, но дверь все же открывается, и в кабинет входит Николай. Он окидывает меня непривычно встревоженным взглядом, и кивает головой на выход.

— Идем.

— К..куда? — от всего только что пережитого меня все еще сильно трясет.

— Константин Владимирович распорядился отвезти тебя, куда скажешь.

— Правда? — задаю наиглупейший вопрос.

Но Коля отвечает вполне серьезно, без всяких насмешек:

— Правда.

И только сейчас я обращаю внимание на свою дорожную сумку в его руке. Выходит, меня действительно отпускают? Так просто? Почему-то я не могу в это поверить.

Но Николай провожает меня в машину, открывает дверь, пытается помочь сесть, на что я реагирую агрессивно — со злостью отталкиваю его руку. Но он будто даже не придает значения этому моменту. Спокойный, как удав, обходит машину и занимает водительское место, бросив мою сумку на переднее пассажирское сидение.

— Куда едем? — интересуется, бросая взгляд в зеркало.

— Домой. Куда отвозил в первый раз, — хриплю я, вжимаясь всем телом в обшивку сидения.

В начале пути не могу расслабиться ни на секунду, в страхе, что он отвезет меня не домой, а куда-нибудь в лес, и пристрелит там к чертовой матери. Но вскоре начинаю узнавать дорогу, и выдыхаю. Страх отступает, и ему на смену приходит отчаяние. Казалось бы, радоваться должна, что вышла из этого дерьма с минимальными потерями — я не за решеткой, и насиловать меня не будут. И пусть я понятия не имею, что делать дальше, но ведь смогу придумать. Из любой ситуации можно найти выход. Любые проблемы можно решить. Так всегда говорил папа. Только не смотря на доводы рассудка, слезы душат, тело сотрясают глухие рыдания, и даже косые взгляды Николая в зеркале заднего вида не могут заставить меня спустить на тормоза истерику.

Не в силах ее сдерживать, я отпускаю себя и реву. Тихо, беззвучно, но реву всю дорогу, и когда машина тормозит у моего дома, в который я уже не планировала возвращаться, все еще всхлипываю и яростно утираю слезы.

Остановив машину, терминатор вдруг разворачивается ко мне всем корпусом, и от неожиданности я замираю, с недоумением уставившись на него.

— Алена, — обращается он ко мне по имени, что тоже кажется мне из ряда вон выходящим событием. — Я, может, лезу не в свое дело, но лучше бы ты рассказала Константину Владимировичу все, что знаешь. Он человек жесткий, но не жестокий. Он может помочь, ты ему нравишься.