Читать книгу "Те, которых не бывает - Нина Семушина"

Аня пожимала плечами и шла дальше работать, благо работа находилась всегда. Не в реанимации – значит, где-нибудь ещё.

Валера познакомился с Аней в кабинете у Макса всего месяц назад, но уже настолько привык, что казалось, она была здесь всегда. От Яна и Аси фельдшер уже знал драматическую историю про удачу и Максимилиана Генриховича, но не особенно в неё верил. Рациональный Валера предпочитал впускать в свою жизнь необъяснимое только тогда, когда точно не получалось ни объяснить, ни игнорировать. Да и Аня никак не производила впечатление несчастной и уж тем более неудачницы.

Училась Аня хорошо, хотя на контрольных ей привычно не везло. Но судя по тому, что все её конечности были целы, а пациенты Максимилиана Генриховича не начали драматически ухудшаться, небесную канцелярию устраивало такое положение дел. Или, думала Аня, судьба просто закрыла на неё глаза.

…Октябрь перевалил за середину. На деревьях не осталось ни одного зелёного листа. С железнодорожной станции доносились жалобные, как птичьи крики, гудки электричек. Город вспоминал свои сны и улыбался им. Аня сидела на подоконнике, болтала ногами и ела яблоко.

Невидимый Ян Малинин, летевший, очевидно, к брату, над крышей соседнего дома вошёл в левый штопор – своеобразная у этого парня была утренняя зарядка – и, пытаясь выровняться, задел ботинком антенну. Он тихо порадовался про себя, что на этот раз это произошло хотя бы не на глазах у Сашки, и пообещал себе взять в библиотеке учебник физики и прочитать наконец, что такое угловая скорость.

Сашка неподвижно стоял у больничного забора, курил и смотрел, не отрываясь, на окно четвёртого этажа.

⁂

Школьная раздевалка в воскресенье была пуста. Только солнце чертило на полу свои классики при помощи оконной рамы, и зонтики висели на крючках, как ещё не распустившиеся бутоны. Вчера солнечно было, вот дети зонтики-то и позабывали. А зря, ведь через двадцать минут погода испортится, и гулять им под дождём до самого первого снега.

Пойдёт дождь, неприкаянный и серый, как помоечный кот Васька, что живёт за школой. Ох, надо бы ему колбасы купить: сегодня-то вопрос с его питанием решится, но через неделю «Докторская» подорожает на целых пятнадцать рублей. А сосисок молочных в магазине и вовсе до декабря не будет… Но Ваське осталось недолго жить при школе: с третьей четверти в школу переведётся в 7 «В» новенькая по имени Тоня и заберёт его домой. Мама, конечно, поскандалит, но привыкнет. Хотя валерьянкой в квартире пахнуть будет ещё долго – к Васькиному удовольствию.

Ох, уже почти полдень, а дел-то невпроворот, нечего мечтать ходить. Впрочем, пока Сашка не явится, мыть пол без толку – там около поликлиники стройка, грязи-то на целую грязелечебницу. Натаскает.

Рада Аркадьевна, вздохнув, провела шваброй по солнечному квадрату на полу, сгоняя с него заигравшихся солнечных зайчиков, и глянула на часы: опаздывает, золотой. Смотри-ка, сопротивляется вероятностям. Ходит там, борется с собой, ну да ведь от судьбы-то куда денешься? Правильно.

Скрипнула дверь. Сашка стоял в тёмном углу и нехорошо блестел оттуда глазами. Солнечные зайчики испуганно разбежались по углам. Рада Аркадьевна нарочито медленно обернулась. Сашка открыл рот, потом закрыл. Потом снова открыл и принялся, очевидно, конструировать высказывание, которое Рада Аркадьевна, конечно, считала ещё до того, как оно обрело свою единственную и неповторимую синтаксическую конструкцию. Точнее, до того, как в голове Сашки появился некий синтаксис. А ещё точнее – до того, как появился в мире сам Сашка.

– Нет, не проси даже. – Рада Аркадьевна двумя руками держалась за швабру, как король Артур за меч, который намеревался извлечь из камня. Меч, понимаешь. Из камня выдёргивать. Глупость-то какая. Все же знают, что если попросить как следует, то камень меч отдаст, а асфальт деревце пропустит, а то и цветок даже. Но не она, уж она-то кремень. И ничего Александру из неё не выбить.

– Бабушка, – Сашка ухмыльнулся, – а ты подумай хорошенько. Я же твою судьбу в целом и поломать могу.

– Поломать-то не построить, чего тут не смочь, – согласно откликнулась Рада Аркадьевна, пожимая плечами. – Но гадать я тебе не стану. Живут же люди, своей судьбы не зная, – тебе-то с чего вдруг надоело? Боишься, что ли?

– Нет.

Сашка замолчал. Его гордый и, чего уж там, неуместно прекрасный профиль на фоне обшарпанной стены выглядел как, например, «Демон» Врубеля в старом сарае. Или, скажем, будто в учебнике литературы кто-то поиздевался и дорисовал на иллюстрации к «Мцыри» вешалку. И подписал:

класс 8 «Э».

– Оно и видно. – Рада Аркадьевна принялась мыть пол с таким усердием, что, кажется, могла бы запросто смыть с линолеума и полинявший рисунок. – Мне вот только одно интересно. Если бы я тебе погадала и карты сказали бы, например, что не будет тебе удачи в этом деле, – что, ты не взял бы да не попробовал? Так бы и сказал: спасибо, баба Рада, пойду я в другом месте счастья искать?

Сашка саркастично, но ослепительно улыбнулся, как он это обычно делал. Он явно был недоволен итогом разговора, но в глубине глаз сверкнули успевшие таки спрятаться солнечные зайчики. Сашка развернулся на каблуках и, оставляя за собой грязные следы (стройка-то около поликлиники уж на что осточертела!), пошёл к выходу. Рада Аркадьевна покачала головой и принялась мыть пол.

– Возьми зонтик, Сашка, – проворчала она вслед внуку, прекрасно зная, что зонтику суждено остаться на своём месте. Она посмотрела на часы: полдень.

⁂

…Ася с огромным трудом оторвала взгляд от книги и потянулась к тумбочке. Сейчас придёт Малинин, надо бы губы накрасить, наверное. Хотя… ну ещё минуточку. Ну ещё половину главы.

Ася снова опустила глаза, чтобы окончательно утонуть в книге. Её герой, почтальон Флери, мог бы назвать это погоней за небом. А погоня за небом требует от человека полной самоотдачи.

Поэтому, когда белая крашеная дверь палаты, уже даже не вызывавшая в памяти тоскливое стихотворение про смерть пионерки, скрипнула, впуская Яна Малинина, Ася этого не заметила и по-прежнему сидела на кровати, погружённая в чтение, а лицо её украшала напомаженная улыбка.

Впрочем, нарисованная вслепую улыбка была несколько шире, чем Асин рот, поэтому производила странное, чуточку жуткое впечатление. Но не на Малинина, который так и стоял в дверях, нелепый и преисполненный рефлексии, с букетом сиреневых астр, которые наворовал у монастыря, как герой Ремарка. Уголки глаз Яна угрожающе покраснели, но небо всё-таки смилостивилось над репутацией красавца-филолога и заплакало вместо него.

Минутная стрелка на Асиных часах дрогнула и переместилась на цифру 12, где её уже поджидала часовая. Где-то далеко над гостиницей часы пробили полдень.

…Сашка вышел из школы, подняв воротник, и закурил. Без зажигалки – его внутренней ярости вполне хватало сейчас не только на сигарету, но и на весь город, который, впрочем, уже полыхал, подожжённый осенью. Сашка закрыл глаза, и тут на нос ему что-то капнуло.