Читать книгу "Зажечь небеса - Эмма Скотт"

С большой гордостью сообщаем вам, что в субботу, 16 августа 20–, состоится церемония «Пурпурного сердца» для 3 членов 1–22 пп:

Медик Кайл П. Уилсон

Рядовой первого класса Коннор Дрейк

Ефрейтор Уэстон Дж. Тёрнер

Ефрейтор Тёрнер также будет награжден «Бронзовой звездой» за заслуги и героические поступки в зоне боевых действий.

Церемония состоится по адресу:

Площадь Городской администрации, дом 1,

Бостон, Массачусетс 02201

Начало в 16:00

Приглашаются все друзья и семьи солдат 1–22 пп.

Спасибо за вашу постоянную поддержку.

По-видимому, моя почта всё еще была в списке электронных адресов друзей и семей 22-го пехотного полка. Я пробежала письмо глазами, ища ссылку, чтобы отписаться от рассылки. Нужно выйти из этого списка, отсечь от себя эту информацию, потому что теперь я никак не связана с Уэстоном и Коннором.

Мои глаза снова нашли строчку с именем Уэстона. Будет награжден «Бронзовой звездой». Меня охватили гордость за Уэстона и тоска по нему. Мое сердце болело из-за расставания с Коннором, но отсутствие Коннора в моей жизни было похоже на старый ушиб, который быстро заживал, а пустота, оставшаяся в моей жизни после исчезновения из нее Уэстона, ширилась с каждым днем.

«Это потому, что мы друзья, а друзья скучают друг по другу».

Вот только мы перестали быть друзьями в ночь накануне его отправки на фронт.

Той ночью на маленьком диване мы нарушили границы нашей дружбы, разнесли их в клочья неистовыми поцелуями и жадными руками. Той ночью мы отчаянно цеплялись друг за друга, как будто долгое время умирали от голода и наконец получили возможность насытиться.

«Целуя Уэстона, я словно завершала нечто, начавшееся уже давно, причем без моего ведома».

Эта мысль засела в моей душе, как шип – вытащить не получается и сильно болит. Примерно такую же боль я испытала, когда Уэстон выгнал меня из своей больничной палаты и из своей жизни.

Я закрыла ноутбук и вернулась к своему учебнику.

Целлюлозный этанол часто называют биотопливом второго поколения. Также в эту категорию входит возобновляемое дизельное топливо, в том числе гидрообработанные сложные эфиры и жирные кислоты…

Я подперла голову ладонью, и через мгновение слова превратились в размытую чепуху. Если я в ближайшее время не освою этот птичий язык, придется сменить один из моих профильных предметов на химию.

Раздался громкий щелчок: в замке входной двери повернули ключ, и я подпрыгнула от неожиданности. В квартиру вошла Руби, прекрасная и полная жизни в своих обтягивающих джинсах и ярко-желтой блузке.

– Привет, – сказала я. – Не ждала тебя раньше завтрашнего вечера.

Я с радостью встала из-за стола и обняла подругу.

– Решила прибыть пораньше, чтобы у нас осталось время на запланированный девичник, – пояснила Руби. Она пинком отправила чемодан на колесиках в угол и подняла бумажный пакет с продуктами. – Вино, мороженое, и, кажется, по кабельному крутят «Десять причин моей ненависти». Давай оторвемся.

– Ты мой герой.

Я принесла из кухни бокалы, а Руби достала из своей сумки четыре бутылки каберне.

– Надеюсь, этот праздник жизни продлится все четыре дня, – сказала я.

– Посмотрим. Тебя ведь бросили дважды. Двойной удар. Отчаянные времена требуют отчаянных мер.

– Уэстон меня не бросал. Мы даже не были парой.

Руби пожала плечами.

– Безотносительно…

– Какое сложное слово.

Подруга показала мне язык.

– Независимо от подробностей ваших непристойных делишек, у меня достаточно вина и шоколада, чтобы мы смогли пережить несколько ночей, пока я не уеду в bella Italia[4].

– Можешь взять меня с собой?

– Хотелось бы. – Руби кивком указала на мой стол. – Как продвигается твой проект, посвященный кукурузному бензину?

– Отлично, – ответила я, проигнорировав насмешку над «кукурузным бензином». – Хорошо. Продвигается.

– Это значит «плохо», да?

Мы взяли каберне, мое ведерко мороженого «Черри Гарсия», две ложки и плюхнулись на диван.

– Неважно, – призналась я. – Вообще-то тема жутко скучная.

– Я в шоке, – пробормотала Руби, зачерпывая полную ложку мороженого. – Неловко произносить фразу «я же тебе говорила»…

У меня вырвался вздох отвращения.

– Боже, Руби, я не знаю, что делать. В кои-то веки мне не нужно отвлекаться на непростые отношения с парнем, но теперь проект кажется совершенно бессмысленным.

– Кстати про непростые отношения с парнями, – подхватила Руби. – На прошлой неделе мы с родителями ужинали у Дрейков. И Коннор …

– Расскажи, – попросила я, внутренне подбираясь. – Как он?

– Честно говоря, не ахти, – ответила Руби. – Он много пил и жаловался на головные боли. В основном выглядел до чертиков несчастным, особенно когда речь зашла о реабилитации Уэстона.

– Что ты имеешь в виду?

Подруга отхлебнула вина.

– Уэс объявил голодовку, и над ним установили наблюдение.

Я похолодела.

– Надзор с целью предотвращения самоубийства?

– Похоже на то.

– Господи Иисусе. И они говорили о возможном самоубийстве Уэстона при Конноре? Зная, что он, вероятно, станет винить себя и в этом тоже?

Руби кивнула.

– Полный отстой. После ужина я поговорила с Коннором, пыталась хоть немного его развеселить, понимаешь? Его родители… они просто не понимают, как обстоят дела. Они отказываются видеть, как Коннор винит себя. Неважно, что это не его вина; он считает себя виноватым. Но они не обращают на это внимания. То же самое с его посттравматическим синдромом. Они хотят верить, что со временем всё пройдет само собой. – Руби покачала головой, ее темные глаза глядели мрачно. – Они буквально силком загоняют его обратно в университет. Коннор даже не сказал, что хочет вернуться к учебе. Родители просто объявили, что он вернется в универ, и Коннор молча подчинился.

– Значит, Уэстон закончил реабилитацию?

– Да, – сказала Руби. – По словам Виктории, он взял себя в руки и прошел через это.

– Коннор пытался поговорить с Уэстоном? – спросила я.

«Они нужны друг другу».

– Полагаю, такая возможность скоро представится, – сказала Руби, – с учетом того, что они снова будут соседями по квартире.