Читать книгу "Что за безумное стремленье! - Фрэнсис Крик"

Каково это – жить с открытием двойной спирали? Думаю, мы чуть ли не мгновенно сообразили, что натолкнулись на нечто важное. Джим утверждает, что я пошел в «Орел», паб через дорогу, где мы каждый день обедали, и объявил всем, что мы раскрыли тайну жизни. Этого момента я не помню, но помню, как пришел домой и рассказывал Одилии, что мы, кажется, сделали большое открытие. Много лет спустя она говорила мне, что не поверила ни единому слову. «Ты всегда приходил домой и говорил что-то в этом роде, – сказала она, – так что, естественно, я не придала этому значения». Брэгг тогда валялся в постели с гриппом, но, как только он увидел модель и понял суть, немедленно загорелся энтузиазмом. Все прошлые разногласия были забыты, и он стал одним из наших самых горячих сторонников. К нам непрерывной толпой текли посетители – оксфордские ученые, в числе которых был Сидни Бреннер, так что Джим вскоре начал уставать от моего занудного энтузиазма. По правде говоря, временами его мучили сомнения, ему казалось, что все это лишь мираж, но экспериментальные данные из Королевского колледжа, когда мы наконец получили их, чрезвычайно порадовали. К лету наши сомнения по большей части рассеялись, и мы смогли окинуть структуру пристальным трезвым взглядом, отделив случайные черты (несколько неточные) от действительно фундаментальных свойств, которые, как показало время, были установлены верно.

Многие годы с тех пор прошли без особых потрясений. Дом в Кембридже на Португал-плейс, где я поселился с семьей, я назвал «Золотая спираль», а позже поставил перед домом простую латунную спираль, правда, одинарную, а не двойную. Она должна была символизировать не столько ДНК, сколько саму идею спирали. Я назвал ее «золотой» в том смысле, в каком Апулей назвал свой роман «Золотой осел», – в смысле красоты. Меня часто спрашивали, не собираюсь ли я покрыть ее позолотой, но мы только покрасили ее в желтый цвет.

И наконец, мне, вероятно, зададут личный вопрос: рад ли я, что это произошло, и произошло именно так? Могу лишь ответить, что меня радовал каждый миг этих событий, не только победы, но и поражения. Открытие, безусловно, помогло мне впоследствии пропагандировать идею генетического кода. Но мои личные ощущения лучше всего описывает цитата из блестящей и познавательной лекции художника Джона Минтона, которую я посетил когда-то в Кембридже. О своем творчестве он говорил так: «Важно присутствовать при создании картины». А это, по-моему, складывается отчасти из удачи, отчасти из здравого суждения, вдохновения и упорства.

В начале пятидесятых в Кембридже существовал небольшой, довольно замкнутый клуб биофизиков, называвшийся «Клуб Гарди» – в честь кембриджского зоолога из предыдущего поколения, ставшего физическим химиком. Список первых членов клуба теперь звучит громко – он изобилует именами нобелевских лауреатов и членов Королевского общества, но в те дни мы все были еще молоды и по большей части не особенно знамениты. Мы могли похвастаться лишь одним членом Королевского общества (Алан Ходжкин) и одним депутатом палаты лордов (Виктор Ротшильд). Джима попросили сделать вечерний доклад перед этим избранным обществом. По обычаю, докладчика предварительно угощали обедом в Питерхаусе[30]. Кормили там всегда хорошо, но, помимо еды, докладчика накачивали хересом перед обедом, вином во время обеда и, если у него хватало удали согласиться, ликерами после. Я не раз видел, как докладчики пытаются удержаться на плаву и не потерять свою тему в алкогольном тумане. Джим не стал исключением. Несмотря ни на что, он сумел дать довольно внятное описание основных характеристик структуры и данных, подкрепляющих гипотезу, но, когда дело дошло до подведения итогов, он не сдюжил и потерял способность изъясняться. Слегка затуманенным взором он уставился на модель. «Красиво, видите же, как красиво!» – вот все, что он сумел выговорить. Но ведь это была правда.

7. Книги и фильмы о ДНК

Вот уже многие годы открытие двойной спирали привлекает внимание широких кругов общественности – от историков науки до голливудских режиссеров. В письменном виде эта история лучше всего изложена в книге Джима Уотсона «Двойная спираль». Впервые опубликованная в 1968 г., она стала бестселлером и по сей день пользуется читательским спросом. Она вызвала к жизни много интересных откликов, лучшие из которых собраны в комментированном издании, опубликованном издательством Norton. Чаргафф, что было вполне ожидаемо от него, не разрешил перепечатывать свою рецензию. Отличная рецензия на все эти рецензии написана Гюнтером Штентом – она уверенно и точно помещает саму книгу и ее разнообразных рецензентов в исторический контекст.

Помню, что в ходе работы над книгой Джим прочел мне одну главу, когда мы ужинали вместе в ресторанчике возле Гарвард-сквер. Мне было трудно принять его повествование всерьез. Я подумал: «У кого может возникнуть желание прочесть эту писанину?» Как же мало я знал о людях! Мое многолетнее погружение в увлекательные проблемы молекулярной биологии привело к тому, что я в некотором роде жил в башне из слоновой кости. Поскольку в моем кругу всех интересовали главным образом интеллектуальные стороны этих проблем, я, надо полагать, считал по умолчанию, что эти мотивы движут всеми. С тех пор я узнал людей лучше. Среднестатистического взрослого обычно увлекает лишь то, о чем он уже что-то знает, а уровень его знаний о науке нередко плачевен. Зато чуть ли не каждый знаком с причудами личностного поведения. Людям гораздо легче проникнуться историями соперничества, огорчений, вражды на фоне попоек, приезжих девиц и речной гребли, чем научной подоплекой.

Теперь я способен оценить искусство Джима, который не только сделал книгу увлекательной, как детектив (несколько читателей говорили мне, что были не в силах оторваться), но и сумел ввести туда на удивление много научного материала, хотя математическую составляющую, разумеется, пришлось выпустить. Неожиданностью оказалось лишь упоминание Джима о том, что он претендовал на Нобелевскую премию. Ни я, ни Макс Перуц, ни Джон Кендрю никогда не слышали, чтобы он об этом заговаривал, так что, если он и вправду помышлял о поездке в Стокгольм, он, должно быть, держал эти мысли при себе. Нам казалось, что его основным мотивом было научное значение проблемы. То, что наше открытие заслуживает премии, пришло мне в голову только в 1956 г., и то лишь благодаря случайному замечанию Фрэнка Патнема, оброненному в разговоре со мной на эту тему.

К счастью, для тех, кто и вправду хочет знать, как все было на самом деле, есть более академичная литература. Роберт Олби в книге «Путь к двойной спирали» (The Path to the Double Helix) прослеживает историю от формирования идеи макромолекул до самого открытия. Книга Хораса Фриленда Джадсона под заглавием «Восьмой день творения» (вероятно, оно придумано издателем) в некоторых отношениях ярче, поскольку в ней обширно и дословно цитируются подлинные высказывания многих ученых. Начало его истории помещается ближе по времени к открытию двойной спирали, а продолжение занимает чуть более десятка лет – до расшифровки генетического кода. Обе книги толстые. Чтобы вчитаться в них, потребуется некоторое время, но они на данный момент дают самый полный и объективный обзор ранней истории классической молекулярной биологии.